Муж купил набор ножей. Сталь гладкая, рукоятки удобные. Семь штук – от небольшого ножика для декоративной нарезки фруктов до огромного мачете, которым удобно разделывать мясо. Вика глядела на них, трогала. Ножи повесили в кухне над столом, на небольшом деревянном щите. Они смотрели остриями вниз, такие холодные, ожидающие. Каждый раз, заходя в кухню, она проводила пальчиками по чарующему металлу, и холод его заставлял её сердце замирать.
Когда в гости пришли Головачёвы, стол решили накрыть в зале. Алина держалась молчаливо, супруг её напротив – был весел и многословен. Вместе с мужем Вики он изрядно выпил, они рассказывали анекдоты, истории из трудовых будней и всячески демонстрировали друг другу расположение.
На балконе, куда они выходили курить, смех делался громче – видимо истории, которыми они делились наедине, приводили их в совершенный восторг своей запредельной пошлостью.
Вика положила ладонь на коленку Алины и приблизила губы к её щеке. Алина смутилась.
-    Они увидят, - пыталась она отстраниться.
-    Один поцелуй.
-    Не здесь. Позже.
Уводя пошатывающегося мужа домой, на пороге Алина стрельнула в Викторию беспокойным взглядом и едва заметно кивнула.
Вечера проходили в тишине и скуке. Поджав ноги, Вика сидела в кресле и читала под свет настенной лампы. Муж пытался играть в воровскую игру – водил ножом между расставленными пальцами. Разделочная доска под его ладонью покрывалась вереницей игольчатых отметин.
-    Порезался! – усмехнувшись, приподнял он руку.
Вика молча достала из подвесного шкафа флакон с йодом, подсела к нему. Кровь набухала на пальце густо-багровой каплей, ещё мгновение – и скатится на пол.
-    Слижи её, - попросил он вдруг.
Она не отреагировала. Положила клочок ваты на горлышко флакона. Перевернув его, пропитала вату йодом и прислонила к порезу.
-    Нужен импульс, - оправдывающимся тоном говорил муж, - искра. Мы так завянем, растеряем очарование непосредственности. Угаснем, чёрт возьми!
-    Не выдумывай! – встала Вика из-за стола. – Прижми и подержи какое-то время.
С Алиной они встретились в кинотеатре. Была середина дня, в фойе у игровых автоматов топталась кучка подростков, в зале же оказалось всего пара десятков зрителей. Они купили билеты на диван, свет погас, сеанс начался. Девушки целовались и трогали друг друга между ног.
На экране белокурой девочке связывали руки. Суровые мужчины распластали её на вращающемся диске, метатель ножей надел на глаза повязку, в руке его блеснуло лезвие, через секунду кинжал вонзился в дерево рядом с хрупкой девичьей шеей. Алина вздрогнула.
-    Смотри, смотри! – шепнула она. – Сейчас он бросит ещё.
Вика перевела взгляд на экран. Ножи втыкались в древесину, диск вращался, девочка дрожала, метатель ликовал.
-    Когда я была маленькой, - рассказала Алина, - у меня был перочинный ножик с инкрустированной разноцветными камешками рукояткой. До сих пор жалею, что потеряла его.
-    Давай проведём отпуск вместе, - кусала её за мочку уха Вика. – Где-нибудь в Таиланде, в Малайзии.
-    Муж не отпустит меня. Он даже в кино отпускает меня неохотно.
Встречаться становилось всё труднее. Вроде бы ничего особенного, вроде бы выйди на улицу и иди куда хочешь, но постоянно возникали препятствия. Мужья тянули их на какие-то мероприятия, где они не пересекались, ничтожные домашние заботы связывали руки, да и работа – она отнимала всё время. Глупая, бессмысленная работа.
В ресторане они сделали скромный заказ. Отпивали из бокалов вино, смотрели друг другу в глаза и смущённо отводили их. Чтобы не заметили окружающие.
-    Мясо недожаренное, - жаловалась Алина, раздирая непослушные тягучие волокна.
-    Ты неправильно пользуешься ножом, - подсказала Вика. – Смотри, как надо.
Она положила ладонь на руку Алины и уверенно провела ножом по мясу. Кусочек его отделился от бесформенной целостности и одиноко замер в углу тарелки.
-    Ножи любят уверенность и силу, - Вика отпустила ладонь подруги и подалась назад, прислонившись спиной к спинке стула.
Они шли по набережной. В мёртвой зоне между фонарями – несколько неосвещённых метров – целовались. Вика трогала подругу за ягодицы, обеими руками, грубо, алчно. Алина смущалась. Отношения с Викторией были первым искренним поступком в её жизни, эта искренность пугала.
Пугала и необратимо втягивала. Ласки мужа казались ей теперь вульгарными, ничтожными. Да и сам он, с капельками пота на лбу, со слюнявыми губами, с волосатой грудью и спиной, становился всё более неприятным.
-    Какой из них тебе нравится? – спросила Вика, показывая на ножи.
Они с Алиной пили чай. Весь вечер – в кои-то века! – был свободен. Был их. Ни мужей, ни забот.
-    Вот этот, - дотронулась Алина до одного из ножей.
-    О, такой длинный! Ты любишь, чтобы было подлиннее?
Алина рассмеялась.
-    Размер никогда не имел для меня большого значения, но этот длинный… он более самоотверженный, целенаправленный. Он словно демонстрирует всем своим видом готовность проникнуть в тебя.
-    А мой любимый вот этот, - показала Вика на более короткий и толстый. – Длинные всегда пугали меня, а в этом толстячке я вижу что-то ласковое, игривое. Он такой весёлый, шаловливый, так и хочет задрать тебе юбку.
Ножи они взяли с собой в постель. Вылизали друг друга с ног до головы. Разгорячённые, водили холодными лезвиями по телам. Кожа прогибалась под нажимом стали, ножи поблескивали.
-    Хочу любить тебя всю! – бормотала Вика, втыкая нож Алине в живот.
Та хрипела, смеялась. Извивалась на простыне, обильно окропляя её каплями крови, и заносила руку для удара.
-    Я желала, стремилась… – нож входил Виктории в грудь.
Вика стонала. Стон переходил в вой.
-    Быть с тобой всегда и не желать большего… – металл пронзал Алину.
-    Ты пришла и будешь… Ты моя! – лезвие вспарывало тело Вики.
Их губы сблизились. Кровь струилась изо рта, они размазывали её языками по подбородкам и всаживали друг в друга ножи.
Наступила ночь.