Сентябрьское солнце выливало остатки ультрафиолета на, выходивших из школы детей. Растаявши под его ласками, девочка ленивыми шагами подошла к подъезду. Открыв дверь, она услышала тупые удары молотка, и необычный звук, как будто кто-то рассыпал камешки по бетонному полу.
Большегрудая низкорослая женщина с белёсыми ресницами, беспорядочно разбросанными вокруг пуговичных глазок, яростно сжимала молоток в своих маленьких ручонках. Она колотила им, что было мочи, и весь пол вокруг неё был усыпан выбитыми зубами. Наконец челюсть не выдержала и треснула, съехав набок. Головизна свиньи приобрела насмешливое выражение, а пятачок курносо задрался вверх.
- Опять фикус не протёрла? – визгливым голосом тётка поприветствовала свою дочь.
Вздрогнув худенькими плечиками, девочка молча прошмыгнула в дверь квартиры.
Гномиха вооружилась кухонным ножом и принялась за трепанацию черепа, радостно бормоча под нос: - котлетами с мозгами уж точно нажрутся.
Ещё целый час она провозилась, вырезая непослушное мясо из-за щёк. Наконец-то полуфабрикаты для семьи были готовы.
Сглатывая соль несдержанной слезы, Лиля пыталась запихнуть в себя кусочек варёного свиного уха, но оно нещадно сопротивлялось, вызывая спазм в слабом детском горлышке.
Её брат белобрысый Максимка, хитро подмигнул ей глазом и похлопал себя рукой по карману брюк.
- Делайте уроки, я за хлебом - крикнула, их мамка, захлопывая входную дверь.
Выставив вперёд жирненькое брюшко, она засеменила быстрыми шажочками к продмагу.
- четыреста грамм окорока и порежьте – складывая губы бантиком, она повелительно дала указание, продавщице в нестиранном фартуке.
И тут же, у окошка, глядя на площадь масляным затуманенным взором, стала запихивать шустрыми пальчиками куски мяса себе в рот.
- Ой, привет Валь – сверкнув золочёным зубом, - только в магазинах и встречаемся – вздохнув, произнесла Люська, подходя к женщине, стоящей у окна.
- Угу, дожёвывая, мотнула головой Валентина.
- Как твои? – проявила заботу подруга.
- Да, что им будет, бегают, вспомнив о детях ждущих её дома, она нахмурилась, но тут же перескакивая с одного слова на другое, затараторила – а я всё болею и болею, может туберкулёз у меня, больно в груди хрипит. – Хорошо, что врач не дурак попался, масло сливочное, мне сказал, есть побольше и окорока.
- А у меня всё по-старому, вот Геночке апельсинчиков купила, а то он в институте так устаёт, витаминов ему больше надо – грустно сказала Люся, и засмотрелась в окно, на внезапно поливший дождь.
Озираясь затравленным взглядом, сгорбленная сука схватила надкусанный кем-то чебурек, и перебежками направилась к дыре в стене перекошенного дома. Набегавшая слюна из пасти собаки, своими водами подпитывала потоки дождя. Влажные ржавые носики и молочные клычки сталкивались, друг с другом в борьбе за пищу, в борьбе за жизнь. Тряся выпирающими крыльями рёбер, сука пыталась прикрыть щенят, своих детёнышей от косого дождя.
- Папа, не надо, не тронь его – Лилька, пыталась выхватить ножницы из рук отца - азербайджанца, накаченного русской водкой. – Сволочь черножопая – орал Максим, уворачиваясь и карабкаясь на шкаф, от ударов, наносимых ногами по спине.
Изловчившись, девчонка попала утюгом в плечо мужчины, тот обернулся и Макс успел спрыгнуть и рвануть с бешеной скоростью на кухню. Схвативши нож, он, размахивая им, как детской сабелькой, ринулся на помощь сестре. Успел. Закрывшись в ванной, мальчик, достал заветный рубль, погладил младшую по голове, - не реви, завтра в кино пойдём, мороженого налупимся.- Максим, прошептала девочка,- он, убьёт нас когда-нибудь, - не успеет, я его ещё раньше во сне прирежу – успокоил её брат. – Нее, мамка скоро его выгонит, чуть-чуть потерпим – попросила малышка. В дверь ванной застучали. Дети притихли.
- Не бойтесь, ваш папашка ногу пропорол, когда картошку чистил – весело прокричал участковый, вызванный сердобольными соседями.
Пока записывали показания соседей, скрутивших метавшегося алкоголика, вернулась из магазина мама.
- Пускай его заберут – убеждала её соседка с третьего этажа, детей пожалей и себя тоже.
- Ха, нашла дуру, я, что, по-твоему, без мужика должна оставаться что ли? – У самой нету, вот ты так и говоришь, а был бы у тебя муж, говорила бы ты так, фигушки вам, - и она сложила кукиш и грозно потрясла им перед изумленным лицом соседки.
Сука, ты Валька – ответила та и пошла к себе на этаж.
- Выкормила гадёнышей – срываясь на фальцет, бесилась мамаша, - ушли бы куда-нибудь и всё, – куда, мам? – робко поинтересовалась Лилька. – Да, куда хотите, как будто на улице места мало. - Там темно - заметил ребёнок, - идите спать и отстаньте от меня, зевнула женщина. С улицы раздавался лай и визг дерущихся собак. Это сука отвоёвывала место в тёплом подвале, схлестнувшись с матёрыми кобелями. Они первые обжились и прикормились в пельменной находившейся напротив дома. Но её дети замерзали в старой дыре, и еды на всех не хватало.… Пытаясь сохранить сон щенкам, она едва слышно прискуливала, зализывая перекушенную конечность. Всю жизнь её будут называть во дворе хромая сучка.
До утра Макс пролежал с открытыми глазами, он понял, что презирает женщин, их униженность, себялюбие без любви к себе, эгоизм собственничества, опирающийся на косность и ограниченность мышления. Примитивные создания. Никогда он не сможет простить и забыть силу материнской власти, вонзившую когти в его неокрепшую душу. Отныне они стали, только объектом его физиологии.
Утро. Голоса коммуналки. Тишина.
Максим, встал с одеяла, брошенного на пол, это была его постель, сколько он себя помнил. На куске картона, приклеенного вместо обоев, были нарисованы разноцветные петушки, это у отца так проявлялась тяга к живописи. Парнишка, сплюнувши на пол, пальцами сдирал напыщенных птиц, ломая ногти до крови. Ненависть.
Это ещё не конец…