-Веры сейчас в них никакой нету, - жаловался попадье Тамаре Ивановне обрядовый служитель и поп в просторечье - Отец Епифаний, а в миру Сергей Петрович Лукошкин. – Писаний сатанинских начитались в журнале «Наука и жизнь», телевизора обсмотрелись и не стало для них Бога Всемогущего! А есть теперь для них, иродов православных, во всей природе одна причина научной связи и демон в образе грешной пустоты. Им пальцем трогать надо Фомам этим неверующим.

Отец Епифаний волновался больше обычного, что супругу насторожило и она, привычно молчавшая на духовные сетования мужа, тут окликнулась:

-Чего это ты вдруг про демонов заговорил? Никак смущают.

-А вот здесь не надо язвить, аспидово племя твое неугомонное. В том твой интерес сокрыт не менее моего. А то и более! Слышь ты – а то и более!

-Почему это более твоего меня эти демоны волновать должны? Это я еще не поняла. С чего бы это такое?

Отец Епифаний зыркнул на жену гневливо и отвечал так:

-Я-то не пропаду, если что. В крайнем случае пойду в город преподавать в младших классах слово Божие. Кое-какая копейка, конечно, но верная. А уж ты, не знаю куда подашься. Блудничать что ли. А? Блудничать ведь пойдешь, аспидово твое племя!

-Чего это я еще блудничать пойду? Тьфу на тебя за такие слова. Грешно так говорить жене своей.

-А вот жена – вот и молчи, коли за мужем, а не впереди его. Я тебя любить должен, а ты уважать меня должна. Если прихода не будет, то куда тебе податься? Здесь чистая тебе логика: нету веры в людях - нету прихожан. А нет приходу – не и с чего тебе хозяйство содержать. Вот по миру и пойдешь! Я-то решил – двину в младшие классы. Дети они проще на религиозные вещи смотрят. Поймут в случае чего. Не пропаду.

Жена вдруг нервно дернулась и подозрительно спросила, кривясь одною половинкою рта в виде полуулыбки сомненья:

-Ты чего же это, бросить меня задумал, иудушка? – и затем продолжила речью чувственной. – В городские решил податься. А кому ты нужен там кроме меня-то? Кому? Ты б головой лучше своей подумал, чего делать. А то без прихода останешься, да и без жены. Накой ты мне нужен такой – с бородой, да без дохода!

***

Вот тебе и шерше ля фам, задумался он, целую ночь сидел – выходит, что думал. А может быть прозрение какое ему втемяшилось. Бог его знает. Только Отец Епифаний, а в миру Сергей Петрович Лукошкин собрал чемодан вещичек для странника, наслюнявил сколько ему надо было денежных знаков, взял да и укатил на утро в город. Сроду записок не писал, а тут целый ватман соорудил: «Поехал в отпуск». Жена конечно проверила сразу деньги, что под половицей в том углу где иконы повыше вывешены. Это был угол гарантий жизненных. Многовато Отец Епифаний прихватил в соотношенье с оставшимся. Гарантий оставалось незначительно. Одни иконы да мелочь разменная. «Поучить так меня решил, дуру», - повыла тихо, на том и успокоилась. В розыск не подавала, решила одинокое существованье попробовать.

Через два месяца заявляется. Едет обратно Отец Епифаний. Без прежнего чемодану, да зато с новым саквояжем, в виде современного сундука переносного с защелками железными на зашифрованных замках. Ближе подошел, жена смотрит внимательно, вроде глаза дурноватые стали, а так – без особой подмены возвращенец явлен, только обветренный какой-то стал, пообдуло его видать городскими ветрами на уличных сквозняках настоянных. Ну и ладно, одиночное существованье закончено. И слава Богу.

***

Службы нет почти, считай, потому Отец Епифаний другим делом занят. В сарае моду взял запираться. Все из сарая вытащил на двор и там в пустоте пропадает. Шуршит чем-то, лампу электрическую прямо днем жжет без меры, будто ему солнца мало. А шторки на оконцах сарайных почему-то вывешивает. Понятно, что секретничает. Жене интересно, она стулочку приспосабливает, чтоб повыше можно было в окошко с внешней стороны, со двора то есть, любоваться. Нечем правда, особо любоваться. Мелькает в проеме свободном для наблюденья странная картина, с лицом Отца Епифания в огромных очках, возможно изобретательских. «А ведь в жизни очки не нашивал», - мелькнуло догадкой у Тамары Ивановны. Борода всклоченная, глаза застекленные и шуршит чем-то. Чего и говорить, картина страшная. «Сектантом что ли стал или оккультистом, – жена не знала, чего ей думать. - Вот уж Господь уподобил».

Тамара Ивановна и хотела бы поинтересоваться деталями, но не разговаривают они. Поругались из-за денег, получается. Спят вместе, а так – молча все. Прямо молча так берет ее Епифаний и любует, потом молча повернется на бок и спит.

Замечает же Тамара Ивановна, что по ходу дней Отец Епифаний совсем душевного баланса лишается, ватерлинию нормальности преступил. Точно демоны в него вселились. Жену перестал ласкать, режим питания сбил весь, кусок схватит и в сарай с ним бежит одухотворенный, прямо как беспризорный пес какой-то. Бывает и ночью сидит. Узнала, что спирт купил, бидон целый в сарай закатил. Но сам не пьет, не пахло от него спиртным. А то Тамара Ивановна видела по телевизору последствия тайной алкоголии – смертного семейного врага, полное безденежье и гибель мужской силы.

И вдруг на тебе – событие! Вышел в свет. Расклеил по всему селу Отец Епифаний рекламу: «Приходите уважаемые православные и даже неверующие люди в здание церкви на экслюзивную беседу по поводу чрезвычайного происшествия, которое может скоро случиться. Беседа состоится в 18.00. Просьба не опаздывать! Пьяным и нервным не являться!»

Тамара Ивановна не выдержала супружеской паузы общенья и высказалась:

-Ты рехнулся, что ли, Сергей Петрович? Какое еще ты там устроил чрезвычайное происшествие? В позор не впадай только, Христом Богом тебя умоляю, если чудишь, то хоть дома. Совсем тебя демоны одолели. В сарае ведь вся жизнь теперь твоя затворническая, пьешь ты там или забавляешься – не знаю. Но я тебе слова про то не скажу, на то уж Божья воля. Только на людях не позорь! Жить же еще нам тут.

-Бога не суесловь, такое мое слово тебе будет, - отвечал похмуро бровью поводя Отец Епифаний, а проще говоря, Лукошкин, - это во-первых. А во-вторых, свое дело делай, ну а я свое, так стало быть выходит.

***

Как и предполагал Отец Епифаний, церковь была битком набита односельчанами. Особенно много было пьяных и нервных, как то и задумывалось. В дальнем углу даже кто-то закуривал от волненья.

-Люди! – возопил басом с алтаря Отец Епифаний, - слыхивали вы, что не сегодня так завтра светопреставленье будет?

-Врешь! – мигом раздалось из толпы голосом разочарованья.

-Старая песня!

-Басни все это!

-Нет не басни и не песня! – Епифаний возражал.

-Доказательства давай! – народ был хладен к духовным взываньям и требовал логического принужденья.

-Будут! Ждите демонов нашествие не сегодня, так завтра! Вот вам Божий знак! Все. На том беседу заканчиваю. Идите по домам, православные, и грехи свои замаливайте.

***

-И зачем ты слухи глупые распускаешь? – Тамара Ивановна грела в груди своей все далее разраставшуюся змеею подозрительности к мужу – человеку, дававшему явный профессиональный крен души.

На другой день пришла из соседнего села еще добавочная пара перепуганных апокалипсисом и демонами старух, которые веровали в конец света по настоящему, дрожа смертным страхом и поджидая часа расплаты. Чего уж было такого грешного за этими старухами в данном месте повествования не известно, а скорее то знает как духовник Отец Епифаний. Но речь об том, что жена понимала яснее ясного, что такие вот рекламные трюки кроме отбивания неустойчивого клиента более ничего не дают. А старухи были так и вовсе клиенты никуда не годные, антиреклама даже. И приносили куриные яйца, пирожки черствые и вообще чепуху всякую.

Но смущало жену все ж, ни на что не глядючи, вот это запирание сарайное с мужниной стороны. Упомянуть же следует, что покою не давало ей вот то самое шуршание тайное. Она объясняла его в фантазии своей все более живописными картинами тайного блуда мужа с неизвестной ей субстанцией. А сарай Отец Епифаний на ключ всегда запирал и варианта проверить все на месте никак не представлялось. И догадалась она все же при помощи женской интуиции, что то есть демоническая соблазнительница Сергея Петровича – механическая пластмассовая женщина, которую он из города в чемодане приволок, с нею и шуршит. Помимо всего прочего в телевизоре разные варианты измен мужских транслировали.

***

К тому времени не сегодня так завтра логически придвигалось. Выпадало оно как бы на дни выходные, когда легко можно было удостовериться обывателю в том, бывают ли чудеса на свете или не бывают и одновременно не сбивая при этом рабочий график свой труда и отдыха. Очень легко можно было выйти во двор родной например и поглядеть по сторонам – нет ли случаем нашествия демонов. Так над Отцом Епифанием в селе модно стали пошучивать.

-Ну, что, - спрашивали одни соседи у других соседей в соответствии, - демоны как бы картошку не поворовали ночью. Нынче ночь безлунная будет. Не опасаетесь проделок демонических? Ха-ха-ха!

-А вот мы иконок от демонов у Епифания нашего завтра купим, в огороде их поставим вместо пужалищ. Вот демоны-то и окочурятся от страху как колорады. Хо-хо-хо!

Тамаре Ивановне до красноты лицевой было стыдно перед людьми, показаться на улицу не могла. Так промеж прибауточек и вечер поздний подобрался. Завтра наступило. Привычненько так прибыло, только ветерок будто стал прохладнее. Ну дак это дело обычное – это через воздушное охлажденье ночной природы.

Последним в селе спать ложился вроде как сторож клубный – пожилой мужик Ерема. Он осторожливо вслушивался ради спортивного интереса, нет ли где демонических проявлений. Стояла же тишина зловещая и только собаки брехато перекликались от одиночества своей нечеловечьей сторожевой вечности. Ереме назевалось достаточно и он, наслушавшись вдоволь сверчкового пенья с собачьей аудической помесью, плюнувши в пространство темной ночи, вздрагивая от прохлады, произнес досадливо воображаемому собеседнику:

-Да пошел ты нахер Епифаний со своими демонами проклятыми. Пиздун ты бородатый. Вот уж публику, морды поповские, одурманивают нагло. Из воздуха же деньги делают, из ничего. Я тут ежусь за ящик водки в месяц, а он в тепле там сказки читает.

Махнул рукой, поставил двустволку в угол и закимарил на топчане.

***

Вот тогда и началось, как стихло все в сем Гефсиманском саду людского безразличия. В смысле, что настала как раз пора пришествия демонов. Завыло в высоте воздушной страшными трубными голосами. То приблизится страшный вой, над крышами домов пролетая, то удалится в высь. Мужики те как-то больше будто по военной тревоге просыпались, а вот дети, действительно проще восприняли пришествие. Напугало их это до крику, плач такой подняли по всему селу, что тошно делалось. И бабы тоже тоскливо подвывать начали.

Непонятно чего ждать. Толи наводнения, толи землетрясенья глобального. Мужики бегают, у кого фонарь, у кого просто лампа на проводе. В небо светят. Силятся видеть. От страху, когда что-то темное пролетело метрах в десяти над головою сторожа, тот  выстрелил.  Демон обдал людей за это чем-то мокрым.

-Говном льет ведь, - удивился сторож, когда понюхал, чем же ему в лицо брызнуло.

-Говном, точно! – подхватили иные, понюхав. – Вот же глумливый черт!

Когда побежали к церкви, то попадья испуганная им ватман вынесла:

-Вот оставил, сама не пойму.

На ватмане надпись: «К утру ждите! Борюсь с демонами!»

И тут народ как прозрел, что слова Отца Епифания правдой оказались.

-То Бог ему сказал про гибель нашу. Это знамение нам всем!

А в воздухе выло со страшною силой и что-то темное носилось в вышине и иногда пролетало над верхушкою церкви.

-Видишь к церкви ближе кружит, загадить святое место хочет. Ты, Василий фонарем мне посвети, а я его подстрельнуть попробую, - сказал сторож мужику одному и прицелился в район церковного креста. Когда в темноте мелькнуло и завыло прямо в уши, сторож надавил на курок. Вой моментально прекратился и слышно было, как чего-то шуршащее в небе тихо постанывая устремилось прочь.

-Сбит демон! Отбой! – кричали радостно мужики и стали просить баб успокаивать ревущих детей и занимать прежнее лежачее положенье.

***

Отец Епифаний возвращался, как и обещался, утром. Он шел необычно прихрамывая с огромным живописным посохом, увенчанным молитвенным свитком, посох был чуть ли не вдвое выше самого Епифания, который шел, победоносно задрав голову и выглядел словно продвинутый.

-Вот вам доказательства. Конец света близится!

-Как же это? Почему такое? – шумели люди, но Отец Епифаний, приняв вместо продвинутого более суетный вид, им быстро ответил:

-Уж толковано! Добавить нечего.

Прибывший днем следователь послушал, поулыбался. А сторожа потом штрафанули хорошо за стрельбу. Участковый ему повестку в кассу выписал и сказал:

-Вот если б демон на клуб покушался, стреляй не хочу. А так, по церкви палить, извини, Прохор, превышенье. Крест чинить надо.

-Так по демону же!

-Демоны они все у нас вот где, - обронил религиозный намек участковый и постучал себя по козырьку.

***

С того времени года полтора прошло. Когда Отец Епифаний в очередной раз за день становился на колени перед заветною половицею, он ухмылялся в бороду, а затем не выдерживая шутил жене:

-За те деньги, что взяты, то беспокоиться нечего. Они к демонам ушли.

Прихожане же множились и шли, веруя в местную легенду. Новые русские ехали венчаться, а ночью для них работал религиозный обряд борьбы с нечистью за отдельную плату: в небо запускался воздушный змей в виде дракона и по нему стреляли церковным салютом. Церквушку подправили, золотозаменителем покрыли, блестит теперь как новая копейка. Отец Епифаний бороду держит в эстетическом порядке и моет шампунем от перхоти, потому как часто фотографируется для газет.

Еще он любит вспомнить, как удивил городского механика причудливой просьбой приделать к бесшумному американскому авиа-мотору безумно воющую машину воздушной тревоги. Механик не понимал логики такого предприятия, но Отец Епифаний лично настаивал как платежеспособный покупатель механизма.

А еще годика эдак через два Епифаний к дельтапланеризму с мотором вернулся. Тянуло его на это дело. Удовольствие получал даже духовное от процесса парения, сиял прямо неземным светом в свободном полете. Только побаивался, чтоб не подстрелили снизу случайно. Случалось что-то нервное такое с ним, Бог его знает.