Во времена бурной молодости, мы частенько устраивали себе поездки на выходные во всевозможные подмосковные пансионаты, особым спросом пользовался дом отдыха «Клязьма». Редкостный, надо сказать, гадюшник, но когда весело – весело и на Колыме.

В одно из посещений, нашим мягко говоря «дамам», захотелось экзотики и они потребовали катания на лошадях, что соб-сно было заявлено в программе отдыха, но раньше это нам как-то в голову не приходило, татаро-монголов и казаков среди нас не было, так что лошади эти нам нахуй нужны не были, а катание на них и подавно.
Но, уступая настойчивым просьбам, подвыпившим прекрасным, и как я сейчас понимаю не очень, а также и совсем не прекрасным половинам человечества – мы шумною гурьбою отправились на конюшни.

Как это прекрасно, право! Проснуться погожим летним утречком, непременно гимнастика, обливания по модной английской системе, крепкий чай со свежеиспеченными булками , выйти из столовой, свистнуть борзых, и подходя к конюшням ,гаркнуть на расторопного денщика
-    Вороного взнуздывай, голубчик! В поле поедем! И только ветер…


Конюшни я почуял издалека, херли воняет – не подступишься, Авгиевы что ли у них конюшни эти? Грязь, кругом навоз, епте, я сразу заподозрил неладное. Выбирая дорогу почище,  все же добрались до загона, в котором понуро тусовались несколько тощеватых кляч, хвостами грустно отгоняя ловких мух, на арабских скакунов они похожи явно не были, ну да и черт с ними, что нам в сабельную атаку что ли на них скакать.
Нарисовался пивного вида инструктор, явно вчера бухал, и не мылся, и спал похоже, с лошадьми вместе. Выползли две помятые прыщавые дуры, в резиновых сапогах – тоже имеют отношение к коннозаводческой деятельности.
Все нам объяснили, сказали, чтобы к лошади не подходили сзади, не давали им задницами друг к другу встать – лягнуть могут, аккуратней с коленями – могут укусить за ногу, чтобы пошустрей бегали, вот прутик – над ухом взмахните ей, она и побежит. «Дамы» в это время вовсю чесали морды клячам, и восхищенно повизгивали – ясно, что не слышали ничего.

Хорош вороной! Ой, хорош! Ахалтекинец, чистых кровей!  До последней копейки своей цены стоит, не зря старый черкес такую цену заломил, видно не хотел продавать, видно, что не хотел, аж зубами скрипел, но боялся, что уведут, да и мертвому конь не нужен, а они за такого коня - хоть в ад к своему шайтану готовы. Такой уж народ  горцы - украдут, убьют, а коня добудут. Да и черт с ними, с деньгами!
Уже граф безумные деньги предлагал, та только не продается. Не конь – птица, горяч, резок! Все окрестные заводчики только языками цокают от зависти, на скачках все призы берет!
-    Красавец! Кра-а-савец! Тихо, ти-и-хо!
Ишь, как гарцует. Ох, горяч!
До чего ж дома-то хорошо, господи…


Короче, взгромоздились все на кляч этих и чинно кругами ходят по загону. Лошади умные, бегать и резвиться им неохота, косят злобно, и так и норовят задницами друг к другу встать. Страшно епта! Я прикинул, если мне таким копытом попадут куда нибудь – убьет с одного удара, даже добивать не  придется, если только, своих упросить.
Сижу я как на унитазе, коленки чуть не около ушей – стремена короткие, их как привязали намертво, так и не регулировали никогда, высоко, блять, если падать – смерть, ну или переломы. Да и падать нежелательно - все в навозе, грязно.
Походил мой скакун и встал – надоело. Пинал, я его пинал пятками, не шевелится скотина, ну что это за катание, посидеть я и на стуле могу. Тут видно ему надоело мое ерзанье, как цапнет меня за ногу зубами! Как собака вцепился, вот ведь злобная тварь! Я, с перепугу, пизданул ему кулаком промеж ушей, он уши прижал и затаился – злобу копит.
Подошел инструктор, нате говорит, веточку, махните ему у уха, он пойдет.
Махнул я, скакун сообразил, что неверно сейчас его будут пиздить кнутом, и рванул с места как стрит-рейсер. Блять, как это на конях ездить можно, пока он метров пятьдесят галопировал, я себе все яйца отбил, чуть со страху не обосрался, и вспотел, как проститутка в церкви. Хорошо хоть удержался в седле этом. Понял я, что кататься мне надоело, и нехуй было вообще на коня этого лезть!
Слез, как медведь цирковой, доплелся до оградки, сказал, что можете кататься, я не хочу больше, и присел на лавочку, очень довольный, что все так благополучно для меня закончилось.
А наши дурачки катаются, рожи довольные, девонки повизгивают, инструкторы тупо лошадей за повод водят по кругу – красота!


Ну что за красота! Денек-то какой, погожий. Тепло, ветерок прохладный, седло черкесское скрипит, да сбруя узорная позвякивает, жаворонки… Сейчас бы завалиться в душистый стог, поспать часок-другой. Нет времени, жаль, нужно поспеть к приезду доктора, должен уж скоро быть.
Черт бы побрал эту рану, разбередилась что-то, ну да пустяки, да и доктор молодец, ишь как на ноги поставил. Светлая голова этот доктор, даром, что в глубинку перебрался, говорят неспроста, какая-то амурная там история, ну да бог с ним. Интеллигентнейший человек, образован, приятно с ним беседовать. Надо бы пригласить его на ужин в четверг…

Тут один из товарищей  захотел даме своей помочь спуститься с клячи ее, джентльменство проявить – гусар! Проходит он к  кляче, у той чего-то перемкнуло и давай она со своей наездницей бегать от него. Он за ней, все смеются, советуют ему лассо взять. Я говорю
-    Она к тебе подходить не хочет, потому что у тебя сапоги не со шпорами.
Он отвечает
-    Бал бы револьвер, пристрелил бы нахуй эту тварь! И  мне на ухо:
я уже в говне этом, весь вымазался! Зачем мы вообще, приперлись на этот конезавод!
Тут лошадь как нинзя разворачивается на одном месте, и как лягнет с оттягом преследующего ее Максимку! Хуясе!
Девочка до этого момента томно попискивавшая, и боявшаяся с лошади слезть, как гимнастка с бревна, ловко соскочила, Максимка лежит весь белый глаза как у филина обкуренного, на груди отпечаток копыта, как у Ипполита в фильме «Слегким паром», все в шоке.


Ну, вот уж усадьба. Замечательно, право слово. Чудная поездка ей-богу! Уж и рана почти не беспокоит, скорей бы в полк. Пожалуй, что наградят. Стыдно это, некрасиво о наградах думать, но офицерский «Георгий» на любом мундире к месту. И потом – заслужил, в блиндажах не отсиживался, что уж тут стеснятся, за «Георгий» этот кровью плачено.
Да уж неплохо бы и на балу показаться с «Георгием», при дамах. Кстати должна быть и младшенькая Дичевская - что за прелесть! Истинный Ангел…
Все с лошадей попрыгали, Максимку окружили, сочувствуют. У него лицо страдальческое, грязный, на носу пот капельками, перед девками героя строит, пытается держаться ровно, а его так и складывает пополам.
Теребят его.
-    Ну, как ты Максимка, нормально? Живой? Не больно? На отпечаток все смотрят.
-    Нормально, нормально. Да нет не больно, так - немножко.
Лоб свой вытирает, грязь с задницы счищает.
Потом видно прорвало его, как заорет.
-    Ну как не больно, вот как с размаху ногой пизданут в живот – вот так же! Больно конечно, чуть не помер, блять. Да ну вас нахуй с Вашими лошадьми! Хорошо, что в живот попала, а не в голову, убила бы с-сука!
Максим с ненавистью смотрел на лошадей, а все с сочувствием на него. Тут его еще стошнило от таких переживаний, или удар был действительно неслабым, а может, съел что-нибудь. Повезло Максимке одним словом, успел он сложиться и погасить удар, и попало в живот, а не в грудь или голову, да еще стал объектом повышенного внимания всей женской половины, как герой после ранения, уже через десять минут он распушил хвост, как павлин, и был галантен и остроумен как русский офицер.

Катание на лошадях на этом закончилось, за отсутствием желающих покататься.
Я решил, что я – не ковбой, нахуй этих лошадей, и отношусь теперь к ним с опаской, как к непредсказуемому фактору повышенного риска…