Эх, молодёжь, молодёжь… Вот вы всё о море…
Послушайте, что я вам сейчас расскажу. И совсем не о море. Даже наоборот.
Годков мне много, а стало быть, повидал я на этом свете достаточно. Но такую историю, свидетелем, которой мне пришлось стать, даже в самом заковыристом фильме не увидишь.
Работал я домоуправом, можно сказать всю свою жизнь. На хорошем счету всегда был. А, как не быть? Изучил я искусство людских отношений, кажется, психологией это называют. Книжек специальных не читал, но сметлив был изрядно, и наблюдателен. А ещё слушать умел. Ни одна фраза мимо не пролетала. Имеет она отношение ко мне, не имеет - не важно. Всему свой срок. Главное запомнить. И никогда такого не было, чтоб не пригодилось. Рано или поздно, а всплывёт. И тогда только держись у меня. Работа была - удовольствие сплошное. Постоянные жалобы, прошения, заявления, разные. Столько о людях узнаешь… Я жалобы вместо книг читал. Захватывающе, и опять же, кругозор расширял. Почти в каждом доме у меня был свой человек. Так сказать держал меня в курсе настроений царящих среди жильцов. А я по своему усмотрению информацию эту сортировал. Что себе оставить, а что и повыше отправить. Одни награды от этого имел. Практическое у меня было освоение психологии.
И вот вышел на пенсию. На заслуженный отдых. Чем заняться, что делать? Скука. Что вокруг происходит, не знаю, никто не держит меня в курсе настроений, а там вверху - уже не нуждаются в моих услугах. Так бы и страдал от безделья и не известно, чем бы это ещё закончилось, но произошёл случай один. Он и наполнил мою жизнь смыслом. Обрёл я второе дыхание, можно сказать.

Сижу, как-то перед окошком подперев голову рукой, и скучаю. Вдруг лучик блеснул из окна напротив. Эге, думаю. Что бы это могло, значит? Через несколько минут, когда я по комнате проходил, второй лучик блеснул, из того же окна. Лишился я покоя. Пошёл к знакомому своему, тоже пенсионеру, он пограничником был, и выпросил бинокль на пару дней. Ночью устроил наблюдательный пункт, по своему разумению и с учётом. А не успел день начаться - держу уже не синицу, а журавля в руке. Пердун старый, из 47-й, знал я его, на примете, он у меня был, когда я работал - забавляется паразит, подсматривает за мной. Хорошо я его рассмотрел и оптику евонную. Дрянь биноклишко.

Главное чтобы цель в жизни появилась. Так меня происшествие это распалило… И началось у нас состязание, как дуэль снайперов. Он сразу понял, что замечен и раскрыт. Но любопытство наше взаимное и дух соревнования чего-то, да значат. И началось состязание в искусстве маскировки и наблюдения. Столько всяких ухищрений придумывали. Постепенно, взял я над ним верх, он меня не видит целыми днями и что у меня происходит, не знает, а я всё, всё про него голубчика… Каждую мелочь. Весь день расписан. И время от времени листик из своего журнала наблюдений ему в почтовый ящик. Психует, по квартире мечется.. Не интересно мне стало. Надо, думаю, расширять границы наблюдения. Для чего целый дом, с множеством квартир, напротив моего стоит. Всё, всё и про всех знать буду. Сказано - сделано. Перво-наперво, подобрал себе оптику приличную (тот бинокль - пограничнику вернуть пришлось). Труба восьмидесяти кратная (цейсовская оптика, танталовая), куплена была, штатив основательный, серая мягкая ткань. И прибор ночного видения. Кучу денег на него потратил, но от эффекта применения забыл, что расстался почти со всеми трудовыми сбережениями. Многообещающе применение...

Первое дело - составить план дома. Все квартиры выходящие на мою сторону отметил. Фамилии проживающих написал. Это просто. Прогулялся пару раз по подьездам и список фамилий готов. Труднее с членами семей было. В ход пошли старые связи, и к концу месяца я имел полный список с указанием возраста и рода занятий каждого проживающего. Вот теперь можно и наблюдение вести, и журнал заполнять. Кто, когда, чего.

Через неделю понял, что люди стали жить не интересно. Так, мелочи, даже не события - рутина. Ничего заслуживающего внимания. Не дерутся, в карты не играют, с чужими жёнами, мужьями не приходят. Заговоров не устраивают. Тьфу… А какие деньги потрачены на оборудование… Выходит всё в пустую?

Нет! Высмотрел я одну занятную квартирку. Вернее не квартирку, а хозяина её.
На такого и время потратить не жалко. Начался сбор более серьёзной информации. Вот оно, досье. На самом почётном месте у меня стоит теперь.

Юрий Викторович Туракин недавно встретил свой пятидесятилетний юбилей. Для любого мужчины это знаменательное событие. Семьянин он был отменный. Всегда с улыбкой домой приходил. Подарки разные, пусть и маленькие, но приятные приносил, цветы в доме не переводились. Жена Людмила Сергеевна, довольно молодая ещё женщина. Дети уже взрослые, даже внуки есть. Дружно семья эта жила. За столом вместе ели. За большим, и вся семья, редко такое встретишь. Достаток в доме имелся. Отчётливо было видно. И этот достаток Юрий Викторович приумножал. Жена - красавица, одета с иголочки, мебель основательная, ремонт только сделали. Машина, опять таки. Заграническая. И собой Юрий Викторович был хорош. Статен (упитанный мужчина, моложавый), черты лица правильные, нос прямой, волосы чёрные, вьющиеся (только лёгкая седина на висках), и во всей наружности не малейшего изьяна. Аж противно.

Идеальный портрет и идеальную семью обрисовал. Скажете, так не бывает? Конечно, не бывает! Был, был один изьянчик у хозяина дома, чуть ли не с первого дня наблюдения зафиксировал я этот изьян. Юрий Викторович любил вздрочнуть. При такой жене? Спросите вы. Да, да господа хорошие. Вот странность. С другими женщинами наш Юрий Викторович ни-ни, жену он любил очень, но дрочил при этом - самозабвенно. Был у него кабинет отдельный, для работы (учёный, член-корреспондент АН). Вот в нём и дрочил. Семья покой его оберегает, все думают, что работой занимается наш Юрий Викторович, а он дрочит. В сейфе картинок с девочками достаточно имелось. Но иногда и просто так, без картинок дрочил. Смотрит куда-то в даль и дрочит. Мечтательно так. Как будто жизнь свою вспоминает, может, и тайна какая у него была. Хтож теперь знает.

Вот через это самое дрочилово и приключилась беда, приведшая к не очень приятному развитию дальнейших событий.

В один из вечеров, дома никого не было кроме Юрия Викторовича и Людмилы Сергеевны, и уединился, как всегда, наш учёный в своём кабинете. У меня в тетрадке точно записано 21.34, вторник 14 октября. Разок вздрочнул, знаете ли, так, промежду прочим. Минут через пять ещё прошёлся, уже с видимым удовольствием. А в 22.26, началось, это самое, мечтательное. Отлично было видно (редко когда наблюдаемые занимают хорошие позиции, для нас, наблюдателей), глаза поволокой подёрнулись, почти не дышит, а только мелко вздрагивает, и голова назад откидывается сильнее, сильнее… Я уже волноваться за него начал, а как равновесие не удержит? И не напрасно опасался. Заходит в кабинет Людмила Сергеевна, неожиданно (я бы сказал не к стати), даже для себя самой неожиданно (в таких случаях потом говорят, как чёрт под руку толкнул). Юрий Викторович, известно, не юнга какой (отбывающий наказание не дрочить три года), а вполне уважаемый и даже при седине мужчина - должен был как-то скрыть свой позор. И удалось ему это. Скрыл. Но досадная оплошность перечеркнула его жизнь жирным чёрным крестом. Нервно дёрнувшись к своим бумажкам с формулками, наскочил на полку. Правым виском наскочил. Позора Людмила Сергеевна, конечно, не видела, и понять эдакую поспешность и прыткость Юрия Викторовича ей было весьма трудно. Но при этом она успела удивиться и стремительно подлетела к своему бездыханному мужу, как-то неуклюже уткнувшемуся между злополучной полкой и письменным столом. Издав короткий, хриплый выдох, тело ученого, потеряв равновесие, повалилось на бок. И вот тут-то самое захватывающее и случилось. Будто завершая или констатируя неминуемый конец Юрия Викторовича, с полки сорвалась внушительная бронзовая статуэтка Исаака Ньютона (до того момента ещё пытающаяся гулко балансировать), и словно подтверждая открытый им самим, Ньютоном, закон земного тяготения - глухо влепилась в левый висок (будто специально подставленный, чтобы наверняка), несчастного Юрия Викторовича.

Вы не представляете, как неудобно и наблюдать и стенографировать события, развивающиеся к тому же с невероятной скоростью. Я был мокрый от напряжения, но хладнокровия не терял. В тетрадке у меня всё точно, по секундам.

Вполне естественно, что обезумевшая женщина схватила этого проклятого Ньютона, и в порыве отчаяния, отшвырнула его в дальний угол. Какое-то время, словно не веря в происходящее, она ещё трясла (уговаривая не валять дурака), тело, совсем недавно ещё бывшее Юрием Викторовичем, пыталась даже помочь ему подняться, между делом наводя невообразимый беспорядок, разбросала бумажки и книги, нападавшие вокруг тела, сдвинула огромный двух тумбовый стол, оборвала злополучную полку (которая всё это время тряслась от страха и проклинала себя за то, что была расположена именно на уровне виска так часто дрочившего рядом с ней Юрия Викторовича), та, падая, совершила повторный конфуз, зацепив уже окончательно безразличного ко всему учёного, но в какой-то момент Людмила Сергеевна поняла, что помочь своему мужу она уже не в силах. И началась самая настоящая женская истерика. Мне были даже очень хорошо слышны некоторые слова…

Не удивительно, что звуками этой истерики и тем, что предшествовало её началу, заинтересовались соседи (в общем-то, тихого дома). Вызвали милицию. Голосившая женщина, естественно, не слышала ни звонков в дверь, ни звуков вышибания досадной, дубовой помехи, мешавшей и милиционерам и заинтересованным, сплочённым соседям проникнуть в квартиру и найти там ответы на законно возникшие у всех собравшихся перед этой помехой, вопросы. Проникли. Ответы нашли. Людмилу Сергеевну (после изрядной порции успокоительного) увезли. Тело Юрия Викторовича тоже увезли, но не туда.

И начался процесс. Теперь уже не только я, соседи по дому, но и жители города, все очень даже увлечённо следил за ходом следствия, а оно складывалось совсем не в пользу Людмилы Сергеевны. Мебель, разбросанные бумаги, книги, бронзового Исаака с отпечатками пальцев Людмилы Сергеевны, на его высокой, английской шее обвязанной платком, можно было, как-то вразумительно-правдоподобно обьяснить, но факт наличия, у вышеупомянутой Людмилы Сергеевны, любовника, да ещё и готовящееся расторжение брака с покойным (к своему горю или радости не подозревавшего об этом, при жизни, разумеется), не то что могли свести, на нет, а именно, таки сводили попытки её адвоката добиться положительного решения (естественно для Людмилы Сергеевны), дела.

Хорошо, что ещё упомянутый возлюбленный имел сто процентное алиби. И к расследованию, мог быть привлечён, к разочарованию многих, косвенно.

Прибор ночного видения и подзорная труба - были уже, совершенно бесполезны (дальнейшие события разворачивались, увы, не в зоне видимости этих мощных оптических помощников, бесполезно, лежавших в шкафу), и основную информацию приходилось извлекать из газет, слухов, и от многочисленных знакомых, ещё дослуживающих в разных учреждениях и так или иначе обязанных быть в курсе событий.

Моя душа испытывала муки и угрызения совести. С одной стороны - раз она (Людмила Сергеевна), так умело дурачила своего не молодого мужа и плела интриги за его спиной - выходит, что просто таки должна была понести суровое наказание. Но с другой стороны, только дьявольское стечение обстоятельств - привело к подобной развязке, и надо бы основательно разобраться, кто виноват - полка или этот Исаак, стоявший на ней и дожидающийся удобного случая. А тут и законное возмущение, клокотавшее во мне параллельно с изложенными сомнениями - ну, кто её просил (нашу Людмилу Сергеевну), без стука врываться в кабинет работающего мужа? Ну, пусть он не работал, а дрочил! Нельзя же, в самом деле, проявлять невоспитанность и несдержанность! И моя возмущённая душа боролась. Чего мне только стоило принять решение. Единственно правильное. По совести. И я его принял. Процесс уже начался и обещал быть долгим и изобличающим. Написал письмо, конечно анонимное, как я мог, открыто, прийти и обьяснить причину своей осведомлённости? Не хотел выдавать свою тайну. Но пришлось. На второй день после отправки письма - разыскали меня. И всё, всё без утайки поведал. Журнал и средства наблюдения показывал. Ну, и как не грустно, пришлось на суде выступать. И очистил я свою совесть. Перед собой! Вот оно торжество справедливости. Вот поступок честного человека.

Прокурор мне руку жал. Благодарил. Следователь благодарил. Кто только ещё не благодарил и не жал мне руку. Даже сама Людмила Сергеевна со своим адвокатом и любовником. И все они заверяли меня, что на таких, как я, держится государственность наша. Предлагали продолжать наблюдения и не бросать своё увлечение. Даже с аппаратурой обещали помочь. Выходит, что я опять на службе, при деле...

Только поменять место жительства пришлось, и фамилию. А жаль. Такой район хороший был. От парка недалеко, ну и рынок …

2003 год

Степан Ублюдков писатель-прозаик, философ, отьявленный негодяй.