Макаю кисточку в оранжевую краску и вывожу на корпусе стартера две буквы — «СА». Красную краску я не нашёл, но и так красиво. Буква «А» даёт слезу от правой ножки, и капля краски тянет дорожку, превращая некрасивую кривую букву в красивую загадочную руну.

Это я маркирую продукцию своего производства. Оранжевый по чёрному, желтоватая задняя крышка — почти хохлома. Ну, как производства? Поделки... Объявлен дополнительный заработок — набираешь на промскладе вышедшие из эксплуатации агрегаты, из нескольких собираешь один рабочий, и сдаёшь обратно. За каждого воскресшего — плюс десять рублей к зарплате. Зарплата хорошая — закончил ПТУ с повышенным разрядом, но жажда наживы меня обуяла ещё на практике. Автобаза ЗИЛ, или как её называют, Авто-транспортный цех — небольшой золотой прииск для трудолюбивого старателя. Причём на всех участках, но мне больше нравится электромастерская — мы что-то вроде элиты среди автослесарей, быстрее всех отмываемся после смены.





— Только обозначь свои, — говорит мастер участка, когда я подписываюсь на официальную халтуру, — чтобы было понятно, где тебя искать.

Ну, где же ещё? В Советской Армии. Хотя надо было найти синюю краску и писать «ВМФ» — приписан в Северный флот. 

Не понимаю коллег — целыми днями сидеть и трепаться в ожидании халтуры. В обед — сто грамм водки и несколько партий в домино.

Тоже пил, играл, обедал. Когда ещё был практикантом, мужики устраивали цирк — подзывали меня, наливали полстакана и смотрели, как щенок пьёт, не морщась. При смене статуса я занял место в очереди — был мой день, когда я покупаю водку и моя неделя, когда я работаю в вечернюю смену.

И то и другое — не обременительно. Водка хоть и по талонам, но на базе можно купить за тридцать рублей — пустяк, когда минимальная оплата халтуры за воротами двадцать пять. Кроме того, водкой часто расплачиваются благодарные водители. Вечерняя же смена — короткая, начинается в пятнадцать тридцать, заканчивается в двадцать часов. Одному даже уютнее перебирать стартеры — не отвлекают и стенд для проверки всегда свободен.

Да и в дневную смену полно времени, хоть я самый загруженный. У мужиков по одной автоколонне на плановое обслуживание, у меня, как молодого, две. И эти колонны самые грязные — номер два, это в основном ЗИЛ-131, ползающие по говнам, и номер семь — самосвалы, тоже не страдающие стерильностью. Кузовную проводку иногда надо искать в залежах родной земли, налипшей на раму.

Хуже меня живёт только Олег — юноша неопределённого возраста, похожий на Карлика Носа — у него шестая, автопогрузчики. Там совсем грустно — левого ремонта нет, на погрузчик не выпишешь крышку или диск трамблёра, который можно потом реализовать за червонец. У техники самая дорогая запчасть — лампочка, причём не для фары. Но Олег не жалуется. В основном пропадает на своём участке, иногда заходя в мастерскую. Его можно услышать издалека — грохочет ботинками. При росте в сто пятьдесят, у него сорок шестой размер обуви. И нос, который появляется в дверях раньше хозяина. Парень он добрый и, кажется, его всё устраивает. Водку не пьёт.





Стартеры. Стартеры — моя любовь. У меня дипломная работа была по стартеру. И с армией мой диплом связан неразрывно. Именно после сдачи диплома я понял, что мне светит военкомат.

— Классно ты дипломную работу сдал, — улыбается мастер производственного обучения, сияя золотыми зубами — наглядным пособием того, что ручной стартер, «кривой», надо держать правильно.

— Жалко, что у тебя красного диплома не будет, — говорит он.

Что?

— У тебя по материаловедению три.

Как? Была же четвёрка?

— Три, — продолжает улыбаться мастак, с-сука.

Материаловедение и черчение у нас вёл один преподаватель. Когда мне грозила тройка по черчению, я её исправил. Исправлял честно — по второму кругу сдал «недостающие» работы. Но коррумпированному гаду нужен был бачок омывателя для «Москвича», — ерунда за четверной, — а я про него тупо забыл, как только получил четыре по черчению.

Семьдесят пять процентов — пятёрки, ни одной тройки и удачно сдать дипломную работу, — гарантирован Красный. А это автоматом поступление во ВТУЗ ЗИЛ, на какую-нибудь арбузолитейную специальность. Всё равно работать по ней не собирался.

После новости о беде, я пошёл в столовую на обед и нахлебался там водки с товарищами — в мой дипломат помещалось ровно шесть бутылок. Целое богатство при двух бутылках в месяц по талонам для совершеннолетних. Потом бегал по путяге в пьяном виде, искал препода, чтобы натурально разбить ему лицо. Нашёл, но он заперся в лаборатории. А выбить дверь мне не дал его друг, который преподавал нам Допуски и посадки — по нему у меня была пятёрка. Дал другу по морде, с просьбой передать адресату.





Оставалось ещё два способа проникнуть в высшее образование — комитет комсомола и директор ПТУ, который мог мне посодействовать в виду моего активного участия в жизни коллектива. Но после первой оранжевой революции, — в августе девяносто первого, — комсомол стал не популярен, а директор взял и умер. Я пытался сдать экзамены. Жест отчаяния: третий курс ПТУ это два дня специальных предметов и три дня производственной практики. Физика? Математика? Нет, не слышал. Единственная радость от экзаменов — плюс пятнадцать дней к отпуску.

Вот так бачок омывателя смыл меня в армию. Хорошо, что не учился на сантехника, и речь не шла о бачке унитаза.





— Жёник, всё-всё чинишь-чинишь? — в мастерскую заходит Витя Горошинский. По национальности он поляк и алкоголик. Поэтому, несмотря на долгую жизнь в Москве, говорит с польским акцентом. Был моим наставником. Благодаря ему, я выучился очень быстро — практика действительно стала практикой. Витя не мог работать, пока не выпьет стакан. А когда выпивал второй — уже не мог.

Собрались мы, к примеру, менять кабинную проводку. Виктор выпивает стакан и командует:

— Жёник, лезь-лезь под капот, и режь-режь проводку на выходе нахуй-нахуй.

Догадываюсь скинуть клеммы с аккумулятора. Режу проводку. Пытаюсь спросить, что делать дальше? Бесполезно — Горошинский принял второй стакан и бормочет что-то совсем непонятное на слюнявых обрывках родного языка. Потом благополучно засыпает.

С теплотой поминаю инженеров — провода цветные и длина проводов соответствует местонахождению их контактов. Эти — три на вариатор, меняем чёрный на чёрный, жёлтый на жёлтый, красный тонкий на красный тонкий. Этот пучок — на реле стартера. Этот — на генератор и стартер.

То же самое в кабине с приборной доской, замком зажигания и рулевой «гитарой». В кабине работать неудобно — не выкидывать же Витю из неё? Всё-таки лучший специалист. У него третья автоколонна, новенькие бортовые красавцы.





Стартеры. У них есть три основные поломки — прокручивание бендикса, отказ втягивающего реле и износ щёток. Бывает ещё замеднение коллектора и горит обмотка, но с этим я даже не связываюсь — набирать неработающих можно неограниченно, а рабочее время границы имеет.





Практика у меня была на трёх участках — электрика, моторный и капитальный ремонт. В таком вот порядке. Электрика понравилась сразу — многие, вполне адекватные и рукастые люди, просто боялись с ней связываться. Мою душу грела гордость и ощущение всезнания.

Месяц на моторах напомнил мне, что такое тяжёлый физический труд — даже с полутораметровым рычагом, откручивать болты на головке блока двигателя КАМАЗ — атлетика.

Капитальный ремонт не был капитальным и вообще не был ремонтом — там собирали ЗИЛы вручную. Ручная сборка ценилась очень, и некоторые заказчики мотивировали сборщиков — два человек собирали один автомобиль часа за четыре. Получали по сто рублей каждый. Таких заказов, за тот месяц, что я бесплатно помогал собирать, было более десяти.

Самым страшным наказанием за пролёты, это в практику «попасть на ямы». Самый грязный участок — ремонт трансмиссии. Как правило, большую часть времени проводишь в яме, и очень хорошо, если ворота закрыты или работает тепловая завеса. Часто про трудяг забывают и для въезда-выезда ворота распахивают и оставляют так. Сначала слышен свист из ям, потом мат, а потом уже из ям вылезают злые чумазики. Хорошо, что злостных пролётчиков и без меня хватает.

Но в электромастерскую я всё-таки вернулся — попросили коллеги. У меня были выгодные качества: не шумный, умел играть в домино и знал монологи Жванецкого наизусть.





Стартеры. Одна из самых дорогих запасных частей. Новый стоит сто рублей, если толкать за ворота. Перебранный — пятьдесят. Понятно, что иногда получается перебрать для продажи, если найти на помойке хотя бы корпус — возвращать нужно по головам, живым и мёртвым.

А ещё мне нравится унификация автомобильного производства: стартер для ЗИЛ и ГАЗ отличаются только бендиксом и фланцем с посадочными местами. А для ГАЗ — это уже не для ГАЗ, а для «Волги» — сто тридцать и восемьдесят соответственно.





Нумерация автоколонн странная и какой-то системе поддаётся плохо. По времени возникновения — вряд ли. По значимости — тоже. К примеру, первая и третья — это бортовые стотридцатки. Первая немного похуже — старенькие, но не очень. На третьей уже триста семьдесят пятые двигатели стоят и прерыватель в трамблёре дублируется транзисторным коммутатором. Пятнадцать рублей, если за ворота.

Вторая — сто тридцать первые, причём откуда-то военные, с экранированной системой зажигания — «вешалкой» электрика.

Четвёртая — исключительно для внутреннего потребления. Парк состоял из старых авто типа АМО-Ф-15, которых мы называли «бобики», ЗИЛ-156, ЗИЛ-157, прозванными «колунами» в виду отсутствия на них гидроусилителя руля, и неких гибридов, которых мы называли «ЗИЛ-120» — короткая рама самосвала, двигатель сто тридцатый, кабина от сто тридцать первого. Смотрелась при низком клиренсе нелепо, а платформа без бортов наводила на мысль о казни через повешенье, как в фильме «Щит и меч».

Этот транспорт использовался только на заводе, и в миру появлялся только когда переезжал через Автозаводскую улицу, с базы на основное предприятие и обратно. Колонна была ничейной.

Пятая колона — легковые автомобили. Все не родные. На участке топталось пару азлыков не новее АЗЛК-2138 и пару Волг — двадцатьчетвёрок. Родные легковушки у нас не окормлялись, так как были дорогущими лимузинами. Запачкаем ещё.

Шестая — погрузчики. Они постоянно суетливо передвигались. Одновременно на участке было не более пяти штук.

Седьмая — самосвалы. Причём разного времени выпуска — как убитое старьё, так и новенькие 554 и 555. Самосвалы мало кто любил — от них пахло помойкой, что не удивительно. Вывоз различного мусора на свалки — это про них.

Восьмая. Спецтехника. О! Это «элитка», не для средних умов. Как-то достался в вечерню смену мне бензовоз, у которого не горели задние фонари. Кузовная проводка там шла не по раме, под бочкой, а по борту, в экранированном коробе, дабы вся эта красота не жахнула на потеху публики. Также для безопасности там была защита от дураков — провода были только двух цветов, белого и фиолетового. Прозванивать их обычной «контролькой» было нельзя — это подразумевало включённое питание и наличие искры. Нужен был нормальный взрослый тестер, искать обрыв надо было через сопротивление цепи. Тестера у меня не было, но нашёлся в бардачке. Хотел спереть, но не стал. Не то, чтобы совесть заела — просто в следующий раз он мог приехать с пустым бардачком.

Девятая — автокраны. Редкие гости, и тоже коллективной ответственности.

Десятая — автобусы. «Юности», нашего производства, тоже отсутствовали, зато были «скотовозы» ЛиАЗ и несколько Икарусов. Когда я разглядывал их, то на меня накатывала волна нежности — не так уж и давно я ездил на них в пионерский лагерь от завода.

Одиннадцатая и двенадцатая — дизеля. Как КАМАЗы, так и «крокодилы» — ЗИЛ-133 ГЯ. Кошмарная техника в плане электрики. Два контура — запускался при напряжении двадцать четыре вольта, остальное всё на двенадцать. Проводка такая, что хотелось плакать и расстрелять человека, который её придумал.

Расчет окончен.





Стартеры. Один меня чуть не убил.

У меня появился ученик. Да, щегла обременили наставничеством, ибо этот дуралей никому нахер не нужен. Он даже сподобился не поступить в ПТУ. В шестнадцать лет устроился на ЗИЛ с квалификацией «слесарь первого разряда», хотя работать можно было только со второго. Видимо, по блату. Гримаса кумовщины.

Жахнув по сто грамм в обед, мы пошли проверять плановую машину — пришла очередная со второй автоколонны.

Начали с проверки света — фары, габариты, поворотники, стоп-сигналы. Ученика отправил в кабину, а сам стал смотреть. Спереди всё работало, подался осматривать зад. Чтобы проверить стоп-сигнал, надо было накачать воздух в ресивер, то есть завести двигатель.

Машина стояла на скорости. Обычный способ не ставить авто на ручник, который на холоде может и примёрзнуть. В это раз скорость была задней. Подмастерье крутанул стартер. Увидев надвигающийся задний борт, я отскочил в сторону, и транспорт уверенно уселся фаркопом на верстак, который был у меня за спиной. На шум прибежал мастер участка, выволок из-за руля убийцу-неудачника, от которого пахло водкой.





Подымаю с пола очередной труп. Первым делом проверяю бендикс — обгонную муфту. Проворачивается. Вздыхаю. Легче всего поменять втягивающее реле. Его, если честно, тоже можно реанимировать, но возни много. Несу пациента на стенд, кладу в металлическое седло, крепко держу. Даю ток на втягивающее — бодро клацает. Даю ток на основной контакт — стартер с визгом оживает, чуть не вылетев из седла. Несу кавалериста к верстаку, зажимаю в тиски за отлив фланца. Начинаю снимать заднюю крышку.

Интересно, что будет после армии? Когда возвращаются из армии на предприятие, то положен оплачиваемый отпуск три месяца и пятьсот рублей материальной помощи единовременно. Что будет? Буду гонять на мотоцикле, любить девушек, тренироваться. Можно в институт без экзаменов. Хотя не очень хочется...





***

— И сколько вас теперь?

— Вдвоём работаем.

Саша — молдаванин сидит в ободранном кресле от ЛиАЗа и зевает.

— А в вечернюю кто?

— Нет вечерней. Ямы пустые.

— А халтура?

— Нет халтуры.

— А зарплата?

— Сто восемьдесят тысяч.

Прикидываю. Около сорока долларов. М-да, совсем грустная картина: работы нет, денег нет. Те тысячи, что лежали на сберегательной книжке, стали бутылкой самой дешёвой водки. На выручку от проданного ваучера удалось купить бутылку с мигающим Распутиным и немного еды. Одежда либо не по размеру, либо я такое не надену.

От прежнего благополучия дома в кладовке стоит большая сумка, которую я вывез перед самым призывом. Там одна кабинная проводка, одна кузовная, два задних фонаря, два коммутатора, один генератор и три стартера.

Стартеры — моя любовь.





P. S.

После реализации заветной сумки через газету «Из рук в ноги», были приобретены брюки, свитер, кожаная куртка и еда на неделю.