Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!

PaoloGilberto :: Минус на минус, 13-14 глава
Глава 1-2: http://udaff.com/read/creo/123869/
Глава 3-4: http://udaff.com/read/creo/123878/
Глава 5-6: http://udaff.com/read/creo/123896/
Глава 7-8: http://udaff.com/read/creo/123907/
Глава 9-10: http://udaff.com/read/creo/123913/
Глава 11-12: http://udaff.com/read/creo/123925/

13.

-  Александра Степановна! – остановил Максим бабШуру на пороге храма.
- Да, батюшка? - смущаясь и припоминая злые глаза иерея в доме Лёхи, чуть склонила голову она и поправила чистый новый платок. Максим угадал ход мыслей, улыбнулся и взял её за руку.
- Не переживайте Вы и не обижайтесь, я ж для Вашего благополучия и стараюсь. Враг под разными личинами скрывается, Вы не ходите в тот дом больше, договорились?
- Так ведь Лёнечка...
Максим нетерпеливо фыркнул.
- Наверняка у него это с психикой что-то! – он покрутил пальцем вокруг уха, - А то, что ухаживаете за убогим – это Вы, Александра Степановна, умница. Но больше ходить туда не нужно.
Он снова улыбнулся, но получилось как-то напряжённо и неестественно.
- А не пропадёт он там? – не заметила тревоги Максима бабШура.
- Так раньше ж не пропал. Всё в порядке будет. А за ним вообще, что ли некому приглядеть?
- Жена уехала от него. Неплохая Ленка баба, но сами понимаете, пьёт мужик, ничего не поделать.
- Так. И она где сейчас?
- Да в пятиэтажке на Революционной улице квартиру купила старую, там и живёт. Работает вроде на кондитерской фабрике, там же, недалеко.
- А встретиться как-то с ней можно?
- Конечно, можно. А Вам зачем, батюшка? - сжала тонкие губы бабШура.
- Поговорить хочу. Глядишь, спасём Лёху-то.
- Попробуйте. Но безнадёжное дело, думаю.  А адрес спрошу у Варьки, она Лене кума вроде. Была. Позвоню Вам попозже тогда, хорошо?
- Спаси Бог, Александра Степановна, - Максим пожал ей обе руки и перекрестил.

Во дворе пятиэтажки негде было припарковаться. Дом строили ещё в те времена, когда на один подъезд была одна машина, а не так, как сейчас – по две на квартиру. Максим осторожно рулил между старых ВАЗов и думал, что нет ведь такой острой необходимости взять и купить это барахло, ведь наверняка же брали из принципа «Ага, Витька купил себе! И я себе куплю!».  Особенно такие автомобилисты злили его на заправке: стоят по полчаса в очереди, чтобы залить бензина на триста рублей. Каждый раз ему хотелось подойти к очередному мужичку или пацану на «опущенной» десятке и спросить: «Ну неужели тебе нравится пять раз в неделю заправляться? Ну залей ты полный бак и катайся».
Наконец, он нашёл место у бордюра, переключил коробку на R и начал медленно сдавать, глядя на дисплей камеры заднего вида. Сзади истошно засигналила, заморгала фарами «шестёрка». Максим заглушил машину, вышел. Из «шестёрки», кряхтя, выбрался грузный дядька в клетчатой рубашке и с ходу попёр на Максима:
- Ты чо творишь, а? Ты мне чуть в бампер не заехал, если б я не посигналил, точно бы номер сорвал!
Максим глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и медленно ответил:
- Не переживайте, у меня там камера стоит и я всё видел. Ничего бы не случилось.
Дядька сконфуженно заморгал глазами.
- Ну дык ты это... Осторожнее!
Максим кивнул и вошёл в подъезд. За спиной услышал злое:
- Камера у него... Хорошая машина. Бог дал, наверное.

Дверь открылась после первого звонка. Не успел Максим в полумраке рассмотреть женщину, как она охнула, увидев священника, прижала руку к груди и сдавленно всхлипнула:
- Всё? Всё? Отмучился, Лёнечка ты мой дорогой?
Он быстро шагнул внутрь.
- Елена Борисовна! Погодите, ничего с ним не случилось. Здравствуйте, я иерей Максим Палёнин.
- Как ничего не случилось? – она смущённо кашлянула, расправила халат и включила свет, - Проходите, Максим, на кухню, там поговорим, а то не прибрано в комнате у меня, я сейчас переоденусь, секундочку подождите.
Максим в два шага пересёк крошечную прихожую и сел за такой же крошечный стол на кухне. Осмотрелся. Ничего  необычного: металлическая мойка, газовая плита с подржавевшими конфорками, тёмные шторы на окнах в деревянных рамах, неудобные табуреты, коричневые обои и такой же коричневый линолеум. Из картины двадцатилетней давности выбивался двухметровый красавец-холодильник и большой пластиковый электрочайник.
Через две минуты вошла хозяйка, успевшая переодеться в платье; нестарая ещё женщина, но какая-то слишком уж простая, такая же простая, как и её кухня. На вид ей можно было дать и сорок пять, и пятьдесят пять лет. Некрашеные волосы, никакой косметики. Она робко, словно это не Максим был у неё в гостях, а она сама, присела рядом с ним на второй табурет и выжидающе сцепила пальцы.
- Ну, здравствуйте ещё раз, Елена Борисовна! – улыбнулся Максим.
- Здравствуйте, - она внимательно смотрела ему в глаза.
- Вы почти угадали,  я по поводу Вашего мужа пришёл.
- Бывшего, - быстро вставила Елена Борисовна.
- Конечно, бывшего, да.
- Там всё серьёзно? – она была очень напряжена.
- Нет, что Вы, - почему-то легко врал Максим, - Даже пить перестал! Месяц уже не пьёт, друзья его не ходят к нему, видимо, одумался.
- Да что Вы такое говорите? – вдруг улыбнулась Елена Борисовна, - Лёнька – и не пьёт? Да он, по-моему, только для этого и родился.
- Позавчера был у него. Ни одной пустой бутылки в доме. Никакого перегара. Ничего.
- Вы что пришли, батюшка? – она снова посерьёзнела.
- Ну как... Может, вам встретиться надо, поговорить? Если он завязал, значит, и семью можно восстановить! Это ведь очень Богоугодное дело, я Вам скажу, заберите его к себе! - вдохновенно выпалил Максим.
- Что-то не так тут, батюшка Максим, - она внимательно разглядывала его, - Что-то точно не так. Либо он начудил опять, либо… А вообще я Вам так скажу, - решительно продолжила Елена Борисовна, - Не верю я этому, не бывает бывших алкоголиков, курцов, гуляк всяких. Всё равно бес в них этот сидит, может, потише себя ведёт, но никуда не уходит.
Максим заметно напрягся.
- Что за бес?
- Да это я так, образно, - она глубоко вздохнула, - Может, чаю? У меня конфеты свежие есть. Они у меня всегда свежие.
Он кивнул.
Елена Борисовна, встала, обошла Максима, пошумев краном, долила воды и мягко нажала выключатель чайника.
- А всё-таки, - продолжил Максим, - Замечали Вы за ним странности какие-нибудь, необычное что-то?
- За Лёнькой-то?! Да ну! – она как-то светло расхохоталась, - Он же, как кума моя говорит: «Хер да душа – как у малыша!». Ой, простите, батюшка…
Максим еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
- Это что значит?
- А то, что как ребёнок он. Никогда зла не делал никому. Всегда всё честно. Нигде ничего никогда не урвёт, не стащит. Бесхребетный и простой. Слишком даже простой. Поэтому водка его и сгубила, - она нахмурилась, видно, вспомнив что-то. Неожиданно щёлкнул чайник. Елена Борисовна вздрогнула и потянулась к шкафчику на стене.
- Вам, батюшка, чёрный или зелёный?
- А кофе нет?
- Нету, у меня его никто не пьёт, а гостей не бывает, не для кого хранить, - она, позвякивая чашками, быстро разлила чай, достала из холодильника большой пакет с конфетами, - Берите, очень вкусные!
- Да нет, простите, это ж шоколадные, а сейчас пост, я просто так попью, не обижайтесь!
- Хоть сахар возьмите.
- Давайте. Хотя, ладно, давайте и конфет тоже, только каких попроще.
Елена Борисовна придвинула Максиму жёлтый керамический бочонок с надписью «SALT» и высыпала перед ним горсть карамелек со странным названием «Рачки-Чудачки».
- Что я там Вам рассказывала? – она села за стол и стала шумно дуть в чашку.
- Про мужа. Что простой он. И всё такое.
- Ага, да. Простой и вот знаете… Как это сказать. Богобоязненный очень, в церковь часто ходил, причащался, исповедовался. И отец у него такой же был. Вроде бы и выпивал, но знаете, вот так, чтоб в канаве где-нибудь валялся – никогда такого не было. Где стройка или ремонт – он всегда поможет, стакан нальют ему, он и старается. Уже все устанут, а он знай себе тачку с раствором катит и улыбается. Хороший мужик был. И что характерно: когда умер, бабка моя пошла по улице, по соседям, на похороны денег собрать, Лёнька-то в армии был, а мать от них давно ушла. Ну так вот, люди кто по пятёрке, кто по десятке давал, Вы представляете? И это в то время! Оркестр даже ему заказали, столько насобирали. Любили все его. И Лёньку потом любили.
- А что у него с рукой, что случилось вообще? – Максим заворожённо слушал Елену Борисовну, ему всегда были интересны необычные судьбы.
- Ой, сложно там всё, - она покачала головой, - Он же на комбинате на прессе штамповочном работал. И, представляете, то ли зазевался, то ли так вышло… В общем, всадило ему по руке, и сразу всю кисть – в лепёшку. Ну, тут конечно все забегали, его сразу в медсанчасть отвезли, но дело понятное – ампутация. Как оформлять? Производственная травма. А у них мастером цеха тогда Ищеев был. Не знаете Ищеева? Редкостная гнида, хочу Вам сказать, прости Господи.
- Нет, не знаю, - пряча глаза, помотал головой Максим.
- И эта гнида... Простите, Ищеев, прямо в палате начал Лёньку подговаривать, скажи, мол, комиссии, что дома что-нибудь случилось, машина с домкрата во дворе упала, или ещё что. Денег предлагал. Как оказалось, у пресса должна быть какая-то там тройная защита, и такого случиться не могло. Вроде бы даже канадский пресс. Это по документам. А по факту пресс был старый, откуда его Ищеев выписал на комбинат, кто теперь узнает?  Но Лёнька-то за справедливость всегда. Никто не спорит, и его вина была, что ротозей, но там началась ещё мутная история с журналами по технике безопасности. Если бы всё по правде разобрать, Ищеева бы с работы сразу выперли, а может, и дело бы завели. Но там связи, Вы ж понимаете…
Максим смущённо кивнул. Елена Борисовна, развернув уже пятую или шестую конфету, продолжила.
- Но и у нас тоже связи кое-какие были. У кумы любовник - председатель профкома комбината. И вот он как-то договорился с Ищеевым, что и тот остался без последствий,  и Лёньке инвалидность быстро и тихо оформили. Даже протез из Германии заказали за сколько-то тыщ евро. Но он-то, когда запил, протез этот в реке утопил случайно. Эх, - махнула она рукой, - Сколько всего было, и не вспомнить…
- А что, до инвалидности он не пил? – удивился Максим.
- Почему же? Пил. Но не так. Может раз, ну два в неделю сядет с мужиками после работы. И всё. Это из-за Ульянки…
- Кто это? – Максим давно забыл про остывший чай.
- Дочка у нас была. Хорошенькая. Лёнька любил её очень. Игрался с ней, баловал. А тут к нам родственники с Украины приехали, и мы как-то прямо засиделись с ними, запили. Дня на три. Никогда такого не было. А Ульянка до этого температурила, хныкала, но у нас-то праздник, мы внимания не обращаем, - Елена Борисовна вдруг всхлипнула, - Так и было, прямо помню: мы за столом сидим, а она подходит, глаза закатила и Лёньку за штанину дёргает: «Папка, пап, голова болит очень, вы не пейте тут больше, давайте в больницу поедем». Лёнька ей: «Ты дочка, простыла, пойди, полежи, а завтра дядьГену с тётьКатей на поезд проводим, прогуляемся вечером, и всё пройдёт». Не прошло. Утром зашли к ней в комнату, а она, выгнувшись, лежит, окоченевшая уже.
Она не выдержала и заплакала. Максим осторожно взял её за руку.
- Упокой Господи душу рабы Твоей усопшей, - прошептал он и добавил громче: - Не плачьте Вы так, Елена Борисовна, у Бога все живы!
Она снова резко всхлипнула, посмотрела ему в глаза и прошептала:
- А Вы, Максим, детей своих хоронили, нет?
Вместо ответа Максим лишь сильнее сжал её руку. Елена Борисовна крепко зажмурилась. Две слезы быстро скатились по щекам. И всё.
- Врач так кричал на нас с Лёнькой потом. Суками обзывал и алкашами. Лёнька ему всё рассказал про ту пьянку. А на вскрытии у Ульянки нашли менингит. И если б привезли на день раньше, уже бы в седьмой класс пошла она в будущем году.
Елена Борисовна уронила голову на ладони. Потом, собравшись с духом, продолжила.
- Вот тогда и начался конец. И Лёнька в запой ушёл, и я вместе с ним. А бабы спиваются мгновенно, поверьте мне, мгновенно. Сразу превращаются в тварей каких-то. И если мужик-пьяница ещё хоть какое-то сочувствие у меня вызывает, то баб я бы душила своими руками, - она зло сжала кулаки.
- И как Вы выбрались? – тихо спросил Максим.
- А вот так. Сама. Встала и ушла от него. А он остался с овцой этой, Светкой, да Петькой картавым. И Костик с ними. Костик у Лёньки потом единственным близким существом и остался.
- Он у церкви с ними не попрошайничал, кажется, - задумался Максим, - Такого персонажа я не заметил, они всегда втроём приходили.
- Костик – это кот, батюшка, - улыбнулась Елена Борисовна, - Он с ним постоянно дома, приглядывает за Лёнькой.
- Не замечал я никакого кота ни разу.
- Да что уже об этом, мировой кот…
Она снова задумалась.
- Ну так вот, когда поняла я, что совсем пропаду, что смогла продать - продала, родители-пенсионеры помогли, добавили на эту вот квартирку, – она обвела вокруг себя рукой,  - И с тех пор у меня дома ни грамма спиртного нет. Духи, и  те не покупаю. На фабрике если в мою смену начинают конфеты с ликёром лить, беру отгул или подменяюсь, - она помолчала мгновение, - А ещё помню я, зачем Вы пришли. Не вернусь я туда, батюшка, ни к Лёньке, ни в ту пропасть. Это как в ад заглянуть. Не пробовали? – она лихорадочно облизывала сухие губы и сверлила Максима взглядом. Он не знал, куда прятать глаза, - Не вернусь, даже не просите, видеть его не хочу, хотя как… Хочу. Хочу, но боюсь до такой жути, что Вы себе не представляете. Знаю, что не будет как прежде, хоть любила его и люблю. Не отпустит его этот бес. 
У Максима пробежали мурашки по спине, он ещё раз крепко сжал мягкую ладонь Елены Борисовны и поднялся.
- Понятно, - тихо сказал он, - Спасибо за чай, я пойду.

Максим уже закрывал за собой дверь подъезда, когда она догнала его и обняла.
- Батюшка, ты спаси его, прошу тебя, - горячо шептала Елена Борисовна, и слёзы капали ему на шею и воротник подрясника, - Если ты пришёл сюда, значит, совсем всё плохо, да?
- Успокойтесь, я постараюсь, - он аккуратно убирал её руки, представляя себе, как двусмысленно выглядит эта сцена со стороны, - И вообще, от чего мне его спасать? Это к врачу-наркологу надо!
Она отстранилась и мягко улыбнувшись, сказала:
- Не знаю я, как объяснить, но чувствую, что Лёнька мой в такой беде, ничего не знаю, а чувствую. Пообещай, Максим, что спасёшь его, прошу тебя, пообещай!
Максим то ли кивнул, то ли покачал головой – он и сам не понял, и бросился к машине, трясущимся пальцем тыча кнопку брелока.

14.

«В дурку сдать его, и дело с концом», - думал Максим, энергично шагая по дороге. По иронии градостроителей, психоневрологический диспансер находился в пятистах метрах от церкви. Снаружи двухэтажное серое здание с решётками на окнах ничем не выделялось, да и зайдя во двор с разбитым асфальтом, грязью и лужами сразу можно было понять, что ничем высокотехнологичным или современным диспансер своих посетителей не удивит. Самая обычная больница средней полосы России.
Максим открыл деревянную дверь с растянутой пружиной и уткнулся в длинную очередь. В местном диспансере он не был ни разу. Как-то повода не подворачивалось.
- Это что? – шёпотом спросил он у парня в спортивных штанах, который, нахмурившись, листал журнал билетов по правилам дорожного движения.
- Ну как что? Очередь, - не поднимая головы, ответил он, - Тут всегда так по средам, на справки печать от психиатра ставят, что ты не дурак. За мои же деньги. А то, блин, ни права получить, ни оружие. Да мало ли. Вот и очередь.
- Понятно, спасибо. А где сами больные?
Парень поднял голову и внимательно посмотрел на Максима.
- Оп, а батюшка  сюда зачем? Черти мерещатся? – он хохотнул, но, перехватив строгий взгляд Максима, смутился, - Извини..те! На втором этаже, там типа временного стационара.
Аккуратно расталкивая локтями толпу, Максим добрался до лестницы, отодвинул железное заграждение с табличкой «Посторонним вход воспрещён. Бахилы у сестры-хозяйки» и быстро поднялся на второй этаж. Пощупал массивную металлическую дверь с глазком, поискал звонок, и не найдя его, громко постучал ногой. Через пять минут он уже был готов уйти, но дверь неожиданно распахнулась, и в проёме возник санитар. То, что именно санитар, Максим понял сразу – врачи рукава не закатывают и такая жиромышечная масса им ни к чему.
- Чё хотели? – совершенно безразличным тоном спросил он.
- Здравствуйте. Мне нужно поговорить с врачом. С заведующим стационаром, возможно ли размещение больного у вас?
- Угу, - санитар развернулся и захлопнул дверь. Уже из коридора Максим услышал:
- Тут подождите, ща я спрошу.
Прошло ещё двадцать минут. Снова громыхнула дверь, но вместо санитара Максим увидел худого невысокого усатого мужчину с сигаретой.
- Антон Сергеевич, зав. отделением, - протянул он руку.
- Иерей Максим Палёнин. Здравствуйте.
- Что Вы хотели? – равнодушно спросил Антон Сергеевич, глядя мимо Максима в окно лестничной площадки, и глубоко затянулся.
- Кажется, у меня на приходе появился больной вашего профиля, - осторожно начал Максим.
- Кажется? Вы врач-психиатр? Откуда такие выводы?
- Он разговаривает разными голосами, настроение у него меняется каждую секунду, называет себя каким-то блаженным, - горячо заговорил Максим.
- Бухает?
- Что?
- Как что? Пьёт?
- Да.. То есть, раньше пил, а после того, как с ним эти раздвоения личности начались, вроде завязал.
Антон Сергеевич за вторую затяжку выкурил целую треть сигареты и внимательно посмотрел Максиму в глаза.
- Месяц какой сейчас, батюшка?
Максим понял, что в этом заведении удивляться нечему и осторожно ответил:
- Апрель.
- А апрель - это что? – двумя пальцами с окурком прицелился в Максима зав. отделением.
- Что за вопрос?
- Нормальный вопрос. Апрель – это что?
- Что.. Что.., - Максим лихорадочно соображал, - Четвёртый месяц.. Месяц розыгрышей и что там ещё?
- Да весна это, отец. Слышишь? Весна, - спокойно выдохнул врач терпкий дым, -  Весеннее обострение. Ничего удивительного. Буянит твой больной? Окна бьёт, бегает голый по улице?
- Н-нет. Дома сидит. Ест мало. Не спит.
- Просто сидит?
- Ну да.. Сидит и людям всякую чепуху говорит, что он, якобы, святой, лечит словами и землёй.
- Я по телевизору и не такую чепуху слышал,  - грустно улыбнулся Антон Сергеевич и резким щелчком отправил окурок в окно, - И что, их всех к нам теперь везти? Нет показаний для госпитализации, батюшка, нет. Знаете, как в милиции.. То есть, в полиции говорят? «Угрожают вам убийством? Ну, мало ли, что говорят. Вот как убьют, так и приходите!», - он сжал губы и махнул рукой, - До свидания.
Гулко хлопнула дверь.
Максим сжал кулаки, фыркнул и спустился по лестнице. Вышел во двор, из больничного воздуха, сел на скамейку и задумался.
«А что это я так испугался? Что забегал? В дурку определить? Он ведь реально такой... Что не прикопнёшься. А вдруг... А вдруг я верю ему? И он... Как он там сказал? Легион. Легион... Это же имя бесов, которых изгонял Иисус, вроде. Но не может этого быть, то – Библия, а это... Город мой. Россия. Улица Подгорная. Какой нафиг легион? В алтарь хочет зайти. Не может быть». Но по спине вдруг пробежал холодок, Максим вздрогнул, выпрямился и понял, что верит во все Лёхины слова. До единого. От этого стало ещё страшнее.
«Как избавиться-то от него? Он же калека... Но он придёт. Точно придёт...». Максим хрустнул пальцами и вспомнил слова врача: «Как в милиции... Как убьют, так и приходите!». «Илюха! Точно!» - Максим выхватил из сумки трубку и набрал номер участкового. Три гудка.
- Алло, батюшка Максим, здравствуйте, слушаю Вас!
Участковый у них был действительно хороший. Адекватный, профессиональный. И, что очень нравилось Максиму, верующий. Службы не пропускал, жену и детей к церкви приучал. Те вроде бы пробовали сопротивляться, но против закона не попрёшь.
- Илья Вадимович! Здравствуйте! Как Вы, как Ваши дела? – бодро начал Максим.
- Всё неплохо, с Божьей помощью! Срочное что-то, батюшка?
- Я по поводу Бронникова. Лёхи. То есть, Леонида. Помните такого?
- Да-да, алкаш, у храма живёт. Что случилось?
- Как сказать. Вроде бы ничего, но есть опасение...
- Угрожал он Вам? – серьёзно и твёрдо спросил участковый.
Максим замялся.
- Да нет. Понимаете... Не могли бы Вы его пару дней перед Пасхой у себя в участке подержать? А то мало ли. Испортит праздник всем.
- Батюшка, он же не собака и не кот, чтоб его в клетку посадить, - участковый рассмеялся, - Для этого нужны веские основания. К тому же, у нас сейчас везде в кабинетах и отделах видеофиксация, если что – как я объясню, что у меня алкаш в обезьяннике делает? Не могу, извините.
- И нет никаких вариантов? – расстроился Максим.
- Разве что один: привезу я Вам наручники, прикуёте его дома к батарее. Да и всё. Будете заходить, присматривать за ним. Если уж так беспокоитесь.
- И это Вы мне, Илья Вадимович, пример с собакой приводили? – серьёзно спросил Максим, подумав, что вся эта история звучит, по меньшей мере, дико, и, вздохнув, добавил: - Завезите наручники ко мне домой, хорошо? Если вдруг меня не будет, матушке Ирине оставьте.
- Договорились, батюшка, всего Вам хорошего!
- Благослови Бог.

Максим снова не мог уснуть. Ира весь вечер допытывалась, зачем участковый привёз наручники, но Максим отмахнулся, сказал, что объяснит всё потом. Ира, кажется, обиделась, но ему было не до того. Он думал, что делать с Лёхой.
Максим почти задремал, повернулся на другой бок и почувствовал, как Ира осторожно взяла его под локоть. Мягко сжала, несколько раз постучала по руке указательным пальцем, а потом быстро-быстро прошептала ему в ухо:
- Что, дешёвый урод, хотел чужими руками всё уладить? Нет, есть только ты и я. Больше тебе никто не поможет!
Максим обернулся и в нескольких сантиметрах от себя увидел ужасное Лёхино лицо с горящими глазами. Максим крепко зажмурился, рванул с кровати, но Лёха сжимал его локоть с такой нечеловеческой силой, что у Максима онемела рука. Он дёрнулся ещё сильнее, забился, закричал.
- Максим, ты что? Ты что, проснись! – испуганная Ира уже успела включить ночник и тормошила мужа за плечи.
- А-а! – Максим резко сел на постели.
- Сон это был, Максим, сон, ты что! Тебе воды принести?
Максим отрывисто кивнул, огляделся. Понемногу начал успокаиваться. А когда посмотрел на локоть, тихо взвыл – в свете ночника он увидел на коже грубые свежие синяки.
(c) udaff.com    источник: http://udaff.com/read/creo/123935.html