…
Лифт остановился, дверь напряглась… и тут хуйякс! – лифт задрожал, дверь крякнула натужно. И не открылась.
Повезло!
Ага!
Только это не двери лифта крякнули – хуле им железкам пластиглазовым крякать-то, утки они что ли! Это у меня в брюхе «Ледоход на Волге» художника Алексея Кондратьевича Саврасина тронулся, «река несла по ветру льдины». Весна, блядь, грачи прилетели!
И лифт вздрогнул не просто оттого, что остановился аварийно или там магически-хуергически, а оттого, что это меня, прислонённого фривольно к евоной стенке, передёрнуло судорогой через всю двенадцативёрстную кишку по всему нещасному телу.
Мороз пробежал меж моих егодичных булок и сжал яйца ледяной рукой.
«Вот щас и поебёмся…» - рассеяно подумал я, теряя связь с надвигающейся реальностью. – «Лучше бы я вместо цветов, посрать сходил бы. Хотя бы за тот же ларёк с калами…»
И в довесок к трагикомизму происходящего в голове всплыла, как утопленница в майскую ночь, сакраментальная фраза - «Мадам… жё ни манн шпа сис жюр!» Ага!
«Фуууу! Вонища!» - ну, вот - сам не заметил, что подпустил душмана.
В отчаянии я попытался овладеть собой.
Но в самостийном брюхе снова со скрипом и гулом заворочались жернова расстройства пищеварительного эксцесса.
Вот нахуя я, спрашивается, дома ещё сливочного масла полпачки сожрал, как советует Большая Советская Энциклопедия - ну, уже чтобы наверняка не захмелеть и не опозориться! Вот нахуя ?! Одной водки бы вполне хватило!
Чую, щас нешуточная пальпация начнётся. И я стал громко, но интеллигентно, кашлять, дабы заглушить неинтеллигентные завывания моего чрева. Потуги вернуть статус-скво и напряжение верхних отделов вдыхательных путей не прошло незамеченным для моего нижнего отдела пищеварительной цепочки, который подло воспользовавшись моим секундным замешательством, выпустил едкое облако иприта удушливого действия. Хорошо хоть не сильно шумно. Потому что кашлял я гораздо шумнее.
Прекрасное розовое ебальце ангела небесного в натуральную величину перекосилось и отравлено покраснело. И она тоже закашляла. Ну, ещё бы! Я сам старался дышать через раз и едва сдерживался, чтобы навеки не зажать нос пальцами. А ещё говорят, мол, своё гавно не пахнет. Пахнет! Ещё как пахнет – просто сногсшибательно воняет в худшем смысле этого слова. Я готов был провалиться сквозь пол зеркального нужника, сквозь говно и сквозь землю. Я не смел взглянуть на терзаемое моими миазмами райское создание, на взаимность половых органов которого я только что рассчитывал.
Раздался подозрительный треск. Готов поклясться ослабленным рассудком, что этот некультурный шум был не моих рук… полужопий делом. Я находился в полной просрации – просто затормозил, как таракан под домашним тапком, завис на несколько секунд, как живой мертвец из кинофильма.
Смирдило. И нешуточно.
И вот наконец-то я решился поднять свои грешные слезящиеся от смрада глаза на девушку.
И с удивлением обнаружил, что она всё ещё жива и даже находится в сознании, хотя психика её, без сомнения, подверглась тяжелому химическому испытанию. Она, как вольная птичка в клетке, судорожно царапалась в дверь своими розовыми коготками.
Сильная натура! – Восхитился я.
А я ведь, честно говоря, думал, что подозрительный грохот – это стук её отравленного организма об пол. Нет! Она отчаянно боролась за свободу со створками двери, припав носом и всей своей грудью третьего размера к неподдающейся спасительной щели.
Бедная, она жаждет свежего воздуха!
- Помогите! Ой-ой! Извините! Помогите! Ой!– плаксиво возвало небесное существо к своему невольному мучителю – мерзкому пердуну, не способному усмирить свой сфинктер в преддверьи счастья.
Как мог я не отозваться на этот отчаянный крик истерзанной души о помощи.
Я вцепился своими цепкими пальцами в резинки адовых ворот нашего газенвагена, напряг бицепсы … И со словами «Помогайте мне, мадемуазель!» оглушительно пёрнул.
Мгновенно просканировав себя, я по некоторой набухлости в трусах понял, что пёрнул в последний раз. Видимо, выбило дно.
Девушка ойкнула. – Понятно, не ожидала она подобного апача от человека в серой почти новой тройке и галстуке в горошек.
Я забормотал «Пардон! Пардон!», с обречённостью понимая, что через мгновенье никакие извинения мне уже не помогут.
Но Белоснежка, оттолкнув меня в сторону, с криком «Йобаный йогурт!» отскочила в противоположный угол, бесстыдно задрала платье, сдвинула в стороны тетиву стрингов и на полусогнутых начала строчить, как Анка-пулемётчица. Не-не, по звуку и эффекту это больше походило на залп дивизиона знаменитых «Катюш». Запахло психической атакой.
Такого НЛП (переведу, чтобы молообразованные фтыкатели не загружали сайт Гоогла – Нервно-Ленгвистическое Программирование, ну, то же самое, что зомбирование) мой измученный самоограничениями организм вынести не смог. И я, чтобы позорно не усраться прямо в парадно-выходные брюки, отбросив ложную стыдливость и случайный котях из трусов, занял боевую позицию в соседнем углу зазеркалья. Тут же забухала тяжёлая артиллерия. Такой канонады этот элитный новострой ещё не слыхал.
Девушка удивлённо-уважительно хмыкнула. Это польстило мне. Я благодарно улыбнулся ей в глаза за поддержку и подал жару - басовито и талантливо пропердел «Бу-бу-бу-бух! Сатанатам правит бал, там правит бал! Бу-бу-бу-бух!», увесистые осколки говна метко и кучно, как по маслу, ложились в самый угол. Она - поэтическая натура - ответила в унисон меццо-сопрано «Тра-та-та-та-та! У любви, как у пташки, крылья! Тра-та-та-та-та!» мелкими брызгами по площадям. За свободу, за отчизну до конца!
Синхронный приступ нежданного несчастья сроднил нас, мы, как вольные гордые птицы, вознеслись над пошлым миром и лживой моралью. А хуле ещё делать – обосрались по полной! Но мы были невинны и чисты, как малыши, сидящие на соседних горшках.
Всё это мы легко читали друг у друга в просветлевших и просветлённых глазах…
Мы счастливо улыбались, освобождённые от гнёта условностей. Мы потеряли счет времени и говну… После слияния наших куч и душ будущая интимная близость в более разнообразных позах казалась естественной и очевидной. Куда уж может быть ещё естественней и интимней! Пещерные тела моего полового фаллоса вновь наполнились свежей кровью. Запахло любовью.
И вот Она, напевая своей очаровательной попкой одноимённые арии, тянет ко мне руки, я, не переставая элегантно дефикализироваться, протягиваю Ей букет белых роз…
И в это время двери лифта беззвучно открываются...
А там жених с цветком в петлице, невеста в фате и толпа родственников и гостей, выглядывающая из-за спин молодожёнов.
Кабы при этой по-гётевски мощной кульминационной немой сцене присутствовал Гоголь Н.В., он бы до кучи ко второму тому «Мёртвых душ» сжёг бы к хуям и «Ревизора»!
xxx. Тока што (Весь в тройке с калами.)
ПС. Вот тебе и намёк с калами! (см. Первую часть.
http://udaff.com/read/creo/119738.html)