Эдельвейс Зохарович Мошкен проснулся. Но глаза сразу открывать побоялся.
В затылок Эдельвейса Зохаровича вкручивался без наркоза тупой коловорот оглушительного клёкота, и грозовое зудение воздуха шевелило каждый волосок на теле несчастного.
«Это орёл … прилетел клевать мою печень!» - в ужасе подумал Мошкен. – «Нет, это ты вчера легенд древней Греции перечитал на ночь! Приснится же…» - заботливо подсказал ангел-хранитель его психического здоровья.
И тут Мошкен открыл глаза.
Кровожадной птицы, конечно же, не было, но клёкот и гнетущее дрожание воздуха не прекратились. Мелко дребезжали стёкла. Дрожали даже стены.
Кроме всего, в окно лилось неестественно яркое, белое солнце. Эдельвейс Зохарович болезненно зажмурился – смотреть было просто физически больно.
Клёкот медленно проплыл над головой любителя древнегреческих мифов и повис где-то за окном, посреди двора.
Мошкен вскочил с постели и, прикрывая глаза рукой, осторожно высунулся на балкон.
Первое, что он увидел, была узнаваемая огромная тень вертолёта посреди просторного двора на четыре многоэтажки. Сам вертолёт сердито рокотал где-то выше, куда посмотреть не позволял мощный поток фотонов, сминающий глазные яблоки.
Сверху прозвучал громоподобный глас божий, тут же затухающим эхом четырежды отражённый стенами четырёх домов:
«Приказываю всем отойти от окон! Повторяю: приказываю всем отойти от окон! Повторяю в последний раз: приказываю всем отойти от окон!» – и после короткой паузы. - «Ещё раз повторяю: приказываю всем отойти от окон!»
Пятясь в комнату, законопослушный Мошкен успел окинуть взглядом нижние этажи противоположного дома и увидел, как на первом этаже закрывается, испуганно захлопывается окно.
Вертолёт сердито поворчал и смолк.
«Сел во дворе!» - догадался Эдельвейс Зохарович. – «Зачем? Учения? Президент прилетел?»
Но додумать Мошкен не успел. Ибо тишины не наступило. Из-за его спины, очень низко, казалось, над головой, снова в сторону двора пророкотала ещё одна гигантская стрекоза. И проплыла дальше.
И ещё одна.
И ещё.
И ещё!
И ещё!
«Что ещё и премьер прилетел? И другие … официальные лица? Зачем?»
«Проверять готовность к отопительному сезону!» - тут же ехидно подсказал ангел-хранитель.
Было страшно интересно, что это за вертолёты, кто же это прилетел и зачем.
То есть было и интересно и страшно.
Любопытство победило страх - Мошкен на четвереньках выполз на балкон и осторожно, опасаясь снайперского выстрела, высунулся из-за ограждения, щуря глаза от ослепительного освещения. «Как на театральной сцене! Когда я вылез к Маркову за автографом» - всплыло в мозгу Эдельвейса Зохаровича давно забытое.
Посреди двора, занимая добрую его четверть, до уровня пятого этажа противоположного дома высился гигантский невообразимых размеров – ничуть не меньше недавней тени - чёрный вертолёт с грустно обвисшими до земли жёлтыми винтами.
Из вертолёта выбегали люди в черных с золотыми полосами комбинезонах, похожих на скафандры, с чёрно-золотыми полосатыми арбузами вместо голов.
Они разбежались по двору, волоча за собой толстые золотистые гофрированные трубы, тянущиеся из-под брюха вертолёта.
Остановились – каждый на назначенном ему месте - и, повинуясь невидимому командиру, начали заливать двор густыми белыми клубами дыма.
«А это у них химзащита!» - снова догадался провидец Мошкен.- «Но зачем они это делают?» - спросил Мошкен-естествоиспытатель, бесстрашно подглядывающий за невообразимыми манипуляциями марсиан.
«Видимо, борются со свинячьим гриппом!» - не ко времени подхихикнул ангел и, уловив слово «марсиане», глупо поиздевался над своим охраняемым. - «Гуманитарная помощь с Марса!»
Но тут сарказм и показная храбрость Мошкена испарились, как плевок с раскаленной плиты, ангел-хранитель спрятался в левую пятку.
Во дворе были люди!
Кроме чудных ряженых чёрных марсиан, во дворе были люди!
Обычные человеческие люди! Несколько детей. И несколько взрослых, в основном женщин - наверное, выгуливали во дворе своих чад.
И этих детей! – и взрослых – заливали белым дымом бесчеловечные слуги Сатаны в чёрно-жёлтых балахонах!
А люди обречённо стояли не в силах пошевелиться. И белые клубы быстро поглощали их, скрывали их от глаз Мошкена.
Эдельвейс Зохарович вскочил, не помня себя.
- Что вы делаете, сволочи?! – думая, что кричит во весь голос, простонал он сквозь слёзы, сжимая кулаки.
Но его услышали.
Видимо, услышали.
Потому что свечение воздуха сделалось нестерпимым, Мошкену словно в глаза ткнули пальцами. Он изо всех сил зажмурил глаза и запечатал их кулаками. Но свечение обрело адский жар и грубую физическую мощь, огнедышащим толчком вышвырнуло оно Эдельвейса Зохаровича с балкона и бросило на пол комнаты сквозь открытую балконную дверь. Которую Мошкен тут же, преодолев сопротивление ада, и закрыл, подчиняясь инстинкту самосохранения, иначе именуемому - страхом.
Лёжа на полу, Эдельвейс Зохарович с ужасом наблюдал, как геена огненная кровожадно бьется в окно, пытаясь добраться до него.
Но через несколько мгновений по балкону заклубился белый ужасный дым, оттеняемый красным заревом.
Захотелось заснуть и не просыпаться.
Уже сквозь закрывающиеся веки Мошкен, увидел на стекле, как на белом экране, спроектированные из неизвестного места три несчастных лица в красных сполохах – женское и два детских. По их кричащим губам явственно читалось «Помогите! Помогите! Помогите!».
***
Эдельвейс Зохарович Мошкен проснулся на полу сильно помятый, с гудящей головой и с резью в воспалённых глазах.
- Эдельвейс Зохарович, ну, нельзя же так напиваться! Ты же допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках! – жена, понятно, была не в восторге от состояния и антиобщественного поведения супруга.
- Да, я и не пью… вообще… то… - попытался возразить потенциальный покойник.
- И не возражай! Ты допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках!
Мошкен встал, продирая глаза и борясь с невнятным чувством вины перед кем-то.
Поглядел в окно …
В окно лилось неестественно яркое, белое солнце.
Эдельвейс Зохарович вспомнил - в ужасе выскочил на балкон, готовый кинуться с седьмого этажа головой вниз от ожидаемой картины.
Двор был таким, как всегда.
Гуляли мамочки с колясками, в песочнице строили замки дети. Сидели на скамейках пенсионеры со свежими газетами. Зеленели газоны и кусты акаций. И с неба во весь рот улыбалось полуденное солнце.
Было тихо и чисто.
Хотелось там гулять.
«Я схожу с ума!» - с тоской подумал Мошкен. – «Видимо, я и в самом деле слишком много пью!»
«Да, все бы так пили!» - вступился за хозяина внутренний собеседник и защитник.
Мошкен быстро оделся, не глядя в зеркало, причесался и выскочил за дверь.
- Эдельвейс Зохарович, ты куда? – требовательно просвистело сзади, но грозный вопрос Эдельвейса Зохаровича не остановил, он быстро пешком спускался по лестнице.
На первом этаже на топот его шагов приоткрылась дверь:
- Эдик, иди сюда! - известный всем своей пьяной липкой приветливостью сосед алкоголик.
- Петрович, да я не пью, как ты помнишь! И денег у меня с собой нет!
- Тихо! Тихо! Тихо! Давай сюда! – Петрович высунулся наполовину из приоткрытой двери и, крепко прихватив Эдельвейса Зохаровича за рукав, втащил в квартиру.
- Тихо! – прошипел похититель, приложив палец к устам, и захлопнул дверь, успев быстро зыркнут в глазок. - Тихо!
Петрович быстро, но тщательно запер дверь. Сначала на ключ, потом на защёлку и наконец – на цепочку. И медленно обернулся.
- Эдик, ты понимаешь, что происходит?! – на Эдельвейса Зохаровича смотрели несчастные глаза неопохмелённого пьяницы. – Ты понимаешь, что произошло?!
- А что произошло? – удивился Мошкен, с тоской подумав, что сосед сейчас долго и нудно будет излагать какую-нибудь удивительную и невероятную историю, а в эпилоге начнёт клянчить денег.
- Никого из людей не осталось! Только я и ты! Ну, может, ещё несколько человек!
- Петрович, денег у меня нет!
- Да, отстань ты со своими деньгами, бестолочь! - болезненно сморщился Петрович! – Ты слушай, что я тебе говорю! Во всём доме не осталось настоящих людей! А вероятнее всего и во всём городе! Про большее думать не хочется. Страшно. Тебе я это сказать могу, я знаю, ты настоящий человек.
- Но денег у меня всё-равно нет! – на всякий случай повторил Мошкен. И с тоской подумал. - «Допился Петрович!» - судорожно соображая, как бы ему побыстрее улизнуть отсюда без ущерба для здоровья.
- Вертолёты вчера видел?
Дыхание у Эдельвейса Зохаровича остановилось, виски словно покрылись инеем, а лицо вспыхнуло.
- Видел! – прохрипел он, сглотнув слюну. – «Может быть, я тоже допился и сошёл с ума?»
«Ну, если допиться компанией ещё можно, то сойти с ума вряд ли! Каждый по-своему с ума сходит!» - услужливо подставил локоть ангел-хранитель.
- А осьминогов с тремя ногами, с тремя руками видел?
- Ну, это тогда - «шестиногов»!
- Не умничай! Не суть! Видел?
- Петрович, видел! Видел вертолет! Чёрных людей в химзащите! Дуногих-двуруких! Кажется… Белый дым! Они людей им заливали! Зачем!
- Я думаю, затем, Эдик, чтобы всё захватить!
- Да, ерунда! Кто? Кто хочет всё захватить? - Эдельвейс Зохарович был не в силах поверить фантастической версии происходящего.
- Вот, этого я тебе сказать не могу… - загадочно произнёс Петрович и поспешно пояснил «почему» на недоумённый взгляд Мошкена - Не знаю! Но думаю, что это не добрые люди…силы! Вот ты живёшь в своей скорлупке-квартирке, никого и ничего не знаешь, кроме работы, а я ведь со всем домом общался. Я ж ведь во дворе посидеть люблю. Любил… Да, пусть с бутылочкой! Но я ведь каждую собаку здесь знаю! И вот за последний месяц назад куча народу пропала!
- Как пропала? Куда? – изумился Эдельвейс Зохарович.
- Да, тихо – без шума и пыли, как говорит наш любимый шеф! Да, по разговорам по-разному! Кто-то якобы разменялся, кто-то якобы уехал-переехал, кто-то умер, а кто-то вообще растворился в неизвестном направлении. Но я думаю, что всё это было искусно подстроено! Сам подумай, может ли такое быть! Например, Гольдбергов в Израиль позвали. Якобы. Да были они уже в этом Израиле, со всеми пересобачились и назад вернулись! Хорошо квартиру догадались не продавать, а племяннику оставили. Я ж с Зямкой обо всём этом говорил. Ну, это ладно. А Онищенков вообще якобы в Америку пригласили! Какой-то родной дядька! У них дядька во время войны без вести пропал. А тут через сто лет объявился. Якобы в Америке оказался, стал там мультимиллионером. И что он их ещё сто лет назад не нашёл? Они ж – пять поколений почитай – в нашем городе живут безвылазно! Боялся? Ерунда! Кто сейчас чего боится?! А чего тогда вдруг бояться перестал?! Многие – да, чуть ли не все! - вдруг сорвались и куда-то укатили… Испарились с глаз! В общем сам должен понять – чУдно всё это. А отец Георгий, - ведь водки в рот не брал! - а представляешь, допился, говорят, до белой горячки и умер …
- … в муках… - грустно добавил Эдельвейс Зохарович.
- Почему в муках? – удивился доморощенный Стивен Кинг. - Просто – умер и всё! Ну, и ещё могу рассказать про многих… Но всё это по слухам, по шёпотам каким-то, по пересказам… Завещания какие-то! А людей нет!
- И что в нашем доме сейчас вообще никого из людей… из старых не осталось?
- Из старых никого назвать не вспомню. А новые появились. Но какие-то неживые. Как роботы. Посмотришь - рыбьи головы!
- Да, что люди! – в отчаянии простонал Петрович. – Иди сюда! – И он потащил ватного Мошкена на кухню.
- Гляди! – Петрович открыл холодильник, вынул два куриных яйца, взял плохо вымытую миску с утятами и разбил в неё яйца. – Гляди! На желток гляди!
- Ну, что? – нетерпеливо уставился в миску Эдельвейс Зохарович. - Желтки, как желтки.
- Да погоди маленько! – Петрович подышал в миску согревая куриные яйцеклетки своим горячим дыханием. – Гляди!
Когда он убрал миску от лица, там было уже три желтка.
- Да, но… - начал сомневаться Мошкен.
- Гляди-гляди дальше!
А дальше на их глазах желтки начали непонятным образом делиться – пять желтков, через минуту - девять, потом - семнадцать… белок начал переливаться через край миски.
- Петрович, убегает! Что делать!
- Разделять надо! – закричал Петрович. И тут Мошкен заметил на нечистом столе три стакана с желтками и две чашки. – Ай, больше посуды нет! На, держи!
Мошкен малодушно спрятал руки за спину.
- Давай включу плиту! – засуетился Эдельвейс Зохарович, думая между делом, что такую яичницу есть он не станет.
Но яичницы не получилось. На сковороде глазунья обернулась красно-кровавой кипящей массой.
- А я тебе говорил! Уже не только люди – мир другой! – с беспощадным торжеством произнёс Люцифер Петрович.
- Что это за фокус? – борясь с тошнотой, выдавил из себя слова Мошкин, стараясь не глядеть на сковородку.
- Надо говорить «престидижитация»!
Мошкен подскочил на месте, как ужаленый.
Посреди коридора стояла жена Эдельвейса Зохаровича.
- Эдельвейс Зохарович, я же тебя предупреждала, что ты же допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках!
- Рыбья морда… - задумчиво произнёс Петрович.
- Надо говорить «лицо»!
- Кто это? – испугался только теперь Петрович, ощупывая в кармане ключи.
- Это …моя жена. – с вопросительной интонацией сказал Эдельвейс Зохарович.
- А ведь у тебя жены никогда не было, Эдик. – процедил сквозь зубы Петрович. Схватил со стола книгу, служащую подставкой под кастрюли и, выставив её перед собой вроде Библии, прохрипел густым басом – Изыди, Сатана!
- И ты, Владимир Петрович, допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках! Вы вместе допьётесь до белой горячки и вместе умрёте в муках!
На заляпанной обложке едва читалось «Смерть Агасфера»…
xxx. Тока што (с анамнезом)