Степан Льдов ненавидел  цирк.
      Когда ему было пять, медведь заломал дрессировщика во время представления и был  трудно застрелен служителем в шитой золотым позументом бордовой ливрее. Спасаясь от палящего из нагана  циркача, косолапый носился  по периметру арены,  тряс плоской башкой и жалобно ревел, когда его жалила очередная пуля. Отец и сын Льдовы сидели в первом ряду. Шальная пуля  попала в их соседа справа – благообразный старичок с козлиной  бородкой молча уронил пробитую навылет  седовласую голову на грудь. Женщина, сидящая за старичком, завизжала, впившись пухлыми пальцами в забрызганное кровью миловидное лицо. В секторе родилась паника, охватившая за секунду весь цирк. Люди стали вскакивать со своих мест.  Медведь поднялся  на задние лапы напротив Льдовых и  кинулся на ограду. Льдов-старший кинул маленького Степу, сидевшего у него на руках, прямо на медведя и бросился в толпу зрителей, устремившихся к выходу. Спустя минуту отец опомнился и возвратился.  Зверь бурым кулем безвольно висел на ограде, зацепившись раскинутыми лапами за решетку. Сын, вымазанный медвежьей кровью, спрятался под сиденьем, вцепившись в брючину убитого циркачом козлобородого  старичка. После инцидента в цирке Степа год не говорил, а вечером того дня нарисовал в альбоме  мертвого медведя на решетке ограды, себя под креслом и убегающего папу с надписью «ТРУС» над головой. 

      Еще Степан Льдов ненавидел гаишников, таксистов, тараканов, проституток, магазинных секьюрити,  подъездных бабок, пьяных, наркоманов,  сериалы и ток-шоу.
      Ему вообще не нравилось телевидение и он  смотрел только бокс и новости.
      Кроме того, в  списке ненавистного числились: февраль, съемные квартиры, метро, «Макдональдс», дурной запах изо рта симпатичной женщины, Горбачев и Ельцин.
      Представься Льдову возможность отправиться на машине времени в XX век и ликвидировать двух  лидеров на выбор и без последствий для себя, последний генсек и первый президент были бы обречены. От них Степана не отвлек бы и Гитлер, которого он, кстати, уважал.
      Льдов винил Горбачева не только в распаде могучего СССР, но и в том,что он,  закалившийся в Афгане лейтенант спецназа ГРУ, постепенно мутировал в наемного убийцу.

      Однажды, на съемной квартире, Льдов сидел перед телевизором и снаряжал патронами магазин очередного ПМ. Насытив обойму,  киллер  загнал ее в перемотанную  пластырем рукоять и, отложив пистолет на журнальный столик, глянул на экран. По телевизору крутили рекламный ролик пиццы. Сначала он подумал, что видит двойника. Но потом понял, что жрущий пиццу человек с большим родимым пятном на темени – настоящий Горбачев.  Льдов чуть не выстрелил в экран старого «Панасоника».
      Ельцин стал ненавистен ему после первой Чеченской. Ко времени ее начала Льдов имел на своем счету пять успешных ликвидаций  и одну неудачную. Как-то, на очередной съемной квартире, Льдов сидел перед телевизором и  смотрел новости на ОРТ . На столе, рядом с ним,  лежал китайский ТТ с глухарем. А в новостях показывали армейского друга Леху Ершова, человека из прошлой, светлой жизни. Ершов был в сфере и бронежилете,  с разбитым  лицом и  стоял, невеселый, в  окружении нескольких бородатых повстанцев в натовском камуфляже и норковых шапках. Потом на экране возник  Ельцин и, насупив брови, засипел какую-то ахинею. Льдов  неспешно  взял пистолет и выстрелил в одутловатое президентское лицо, целясь в лиловый  нос. Эффект глушителя нивелировался оглушительным хлопком, который издал смертельно  раненный  корейский  кинескоп, а пулю пришлось долго выковыривать из стены.

      Еще Льдов ненавидел врачей.  Ненависть к ним  появилась после Афгана. Приехавшие из Москвы молчаливые офицеры в белых халатах опробовали на его подразделении  препарат, одна инъекция которого  давала  трехсуточный чудовищный прилив сил и энергии, все чувства обострялись невероятно, а страх исчезал вовсе. Побочным действием было ощущение отстраненности  от происходящего и  немотивированная, равнодушная жестокость.  Когда действие препарата заканчивалось, наступал сон, глубокий, как смерть. Испытание этого порождения армейской медицины с последующими  боевыми выходами оставили неизгладимые воспоминания у кандагарских «духов», прозвавших неуловимую и безжалостную разведгруппу  Льдова «посланцами Иблиса».  По прибытию в Союз Льдов и большинство его сослуживцев, участвовавших в эксперименте, провели по несколько месяцев в психиатрических лечебницах и никогда не узнали своих диагнозов.  Чувство настороженности,  скрытой опасности и какой-то  нереальности происходящего осталось у  них на всю жизнь.