Писатель-трудоголик Борис Акунин приступил к осуществлению небывалого проекта: роман-кино в десяти частях. Вот и поговорим о новой, пленительной и удивительной книге: Борис Акунин. Смерть на брудершафт. Роман-кино. Младенец и чорт: фильма первая. Комедия. Мука разбитого сердца: фильма вторая. Мелодрама. М., Издательство «Аст. Москва». 2008. 464 стр. Тираж 300 тыс. экз. (первый завод). Это – пилотная книга в серии.
Читатель, обрати внимание: «Младенец и чорт» (не чёрт) до орфографической реформы 1954 г. Такое написание было общепринятым.

Почему фильма (женск. род.), а не фильм? Потому что до конца 1920-х годов так и писали. Книга прелестно издана, прекрасно проиллюстрирована (чудесные стилизованные рисунки), снабжена старинными фотографиями. Автор отблагодарил талантливых иллюстраторов. На титульном листе «фильмы первой» шутливо указано: Оператор Игорь Сакуров. Тапёр г-н Акунин. Фильмы второй – Оператор Денис Гордеев. Тапёр г-н Акунин. Лукавый автор объявляет себя всего лишь аккомпаниатором к созданиям книжных графиков. Каждая иллюстрация снабжена с большим вкусом подобранной цитатой из старинных романсов. А почему роман-кино? Текст разбит не на главы, а на «киношные» эпизоды. Обе части представляют собой совершенно готовые киносценарии: нужно только продумать планы, передвижения камеры и посекундную длительность эпизодов – и вперед!

Как всегда, несколько слов об авторе. Григорий Шалвович Чхартишвили, известный читателю как Борис Акунин (в переводе с японского – «плохой человек»), родился 20 мая 1956 г. в Тбилиси, ребенком был увезен в Москву. Окончил историко-филологический факультет Института стран Азии и Африки, дипломированный японист. Много лет проработал заместителем главного редактора журнала «Иностранная литература». Легендарный (культовый) переводчик с японского. Его переводы замечательных романов Юкио Мисимы признаны образцовыми. Под его редакцией вышла двадцатитомная «Антология японской литературы». Автор глубокого исследования «Писатель и самоубийство» (М., 1999), цикла романов о сыщике Эрасте Фандорине, монахине Пелагии и многих других. Один из самых читаемых и почитаемых авторов в новой России.

Акунин в одном из интервью исчерпывающе разъяснил свою художническую позицию: «Я одним из первых в этой стране попытался соединить два жанра – высокий и низкий. У нас всегда отсутствовало промежуточное звено – развлекательное чтение для взыскательного читателя. Так было и в прошлые, и в советские времена, за редчайшими исключениями вроде Алданова, а между тем это род литературы, который необходим любому человеку. Даже если он жить не может без Хайдеггера, все равно ему надо дать отдых мозгам. В книжках, которые я сочиняю, нет ничего сложного. Там есть исторические и литературные игры, но вникать в них совершенно необязательно, потому что, я надеюсь, сюжета достаточно и самого по себе. Мой читатель – это человек, который может получить удовольствие не только от сюжета, но и от стиля».

Борис Акунин в современной литературе – уникум: писатель для ВСЕХ (и высоколобых, и узколобых, впрочем, на самом деле, разницы никакой). Много есть великих книг (к примеру, «Петербург» Андрея Белого, «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, «Волшебная гора» Томаса Манна), которые современный человек прочитать не сможет (скучно, длинно, да и времени нет). Долгое раздумчивое чтение осталось в далеком прошлом. В этом нет мнимой заслуги радио-телевидения-интернета, но нет и метафизической вины.
Читатель, мне нет нужды пересказывать сюжеты акунинских «фильм»: они настолько занятны, занимательны и сложны, что даже пунктирное изложение любого из них превысило бы объем моей заметки. Поверь мне на слово, они стоят того, чтобы взять их в руки.

Основная интрига «киносценариев» Акунина сводится к жестокой кровавой схватке русской и германской контрразведок-разведок перед и после начала Великой (так тогда называли Первую мировую) войны. Волею судеб объединяются недалекий штаб-ротмистр, лейб-кирасир, по инвалидности – падение на скачках, переведенный «в контрразведочное отделение в штатном расписании Генерального штаба» (стр. 10) князь Лавр Константинович Козловский и чудак-студент физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, баритон-дилетант Алексей Парисович (так!) Романов. В фильме первой им противостоит матерый, глубоко законспирированный шпион, капитан Йозеф фон Теофельс из Первого (российского) управления германского Генштаба. Немец любой ценой должен добыть и переправить на родину «Генеральный план развертывания…» (молчок). Погони, переодевания, схватки, перестрелки, игра воли и ума, сверхромантическая любовь присутствуют и в первой, и во второй «фильме». Эту схватку «наши» немцу проигрывают. Любовь студента к Симочке Чегодаевой оканчивается самым тривиальным образом: она выходит замуж за другого.
Во второй части «Смерти на брудершафт» Козловский и Романов (под прикрытием) пытаются добыть-выкрасть картотеку «шпионской биржи», располагающейся в городке Сан-Плачидо. Действие из Петербурга переносится в городок Сан-Плачидо (итальянская часть Швейцарии). Наши герои сражаются с международным агентом Гербертом Марией Зоммером. Козловский и Романов добиваются успеха: германская разведка посрамлена. Сюжет, как всегда у Акунина, прихотлив и изящен. В действие вступают и австро-венгерская разведка, и итальянская мафия, никому не известная тогда в России. Образ Романова дан в развитии (как писали в советских учебниках литературы): переживая тяжелейшие испытания, он страдает и думает, отковывает дух и постепенно превращается в Мужчину (с большой буквы).
Предмет романтической любви возмужавшего унтер-офицера Романова (воевал, был ранен в сентябре 1914 г., награжден) Клара Нинетти, «плясунья», ученица Айседоры Дункан, в конце концов оказывается агентессой австро-венгерской разведки.

Нашим героям во «второй фильме» помогает итальянский поэт Рафаэль Д`Арборио, бретер, сторонник сближения своей страны с Антантой. Романов даже стреляется с ним на дуэли из-за дамы. Под этой прозрачной маской укрыт знаменитый поэт, прозаик, драматург, покоритель женских сердец, в частности у него были бурные романы с Элеонорой Дузе и Айседорой Дункан, провозвестник фашистского искусства (увы!) Габриэль Д`Аннунцио (1863–1938). Его боготворили и переводили русские символисты. Кстати, Филиппо Д`Арборио – персонаж фильма великого Лукино Висконти «Невинный» (1976). Так потешается Акунин над читателем, впрочем, совершенно невинно.
Акунину свойственно неповторимое специфическое словесное изящество. Он великий мастер вербальной игры. В книге встречаются дивные словечки: журфикс, симпатизант, аппетизант, мэтч (по-нашему футбольный матч) и т. д. Читатель, сейчас происходит занятный процесс в современном языке: сокращение (редукция) в прилагательных на «ический»: драматический – драматичный, символический – символичный, готический – готичный и пр. Автор употребляет одновременно прилагательные: романтический и романтичный. Он так шутит.
По нынешним временам Акунин неимоверно культурен. Его книги можно и глотать, как увлекательное бульварное чтиво, и медленно смаковать, как хитроумные (тщательно зашифрованные) постмодернистские тексты («центоны»), в которых невероятно талантливо стилизуюся (пародируются, нет – одномоментно стилизуются и пародируются) сюжетные ходы, темы, дух и плоть великой русской классической литературы (Лермонтов, Достоевский, Блок, Брюсов, Горький и т. п.). К примеру, в описании футбольного «мэтча» (невероятной диковинки по тем временам) Акунин тонко пародирует Льва Толстого, прибегая к «остранению». Этот термин, введенный Виктором Шкловским, можно истолковать так: описание какого-либо действия с позиции наблюдателя, никогда не знавшего или забывшего его смысл (опера в «Войне и мире», литургия в «Воскресении», когда привычные явления становятся чистыми и наивными, как восприятие ребенка.
Борис Акунин великолепно знает реалии старой императорской России, тонко внедряет их в сознание и подсознание читателя, подводит к несложным сопоставлениям с современностью (разумеется, не в пользу последней). Ох плут…
О жанре последней акунинской книги: шпионские детективы, тесно переплетенные с приемами авантюрно-приключенческого романа, что только увеличивает их притягательность и привлекательность (в стиле и духе занимательного, но монотонного многотомного цикла романов Пьера Алексиса Понсона дю Террайля (1829–1871) о похождениях пресловутого Рокамболя).
Да, дивная вещь. Открой – не оторвешься. Всё хоронят недобросовестные доброхоты русскую словесность. Неужели не надоели байки про «самую читающую страну в мире» в советские годочки. Люди тогда читали только то, что было дозволено-разрешено. Сейчас и книг-то выходит несравненно больше, чем тогда, и люди читают то, что хотят. Не надо их учить и им мешать…
Знаешь, читатель, Господь милостив, все будет путем на родине нашей, ежели создаются и читаются взахлеб такие изящные, искусные и умные книги.
P.S. В следующий раз обсудим историко-приключенческий роман Анатолия Брусникина «Девятный (так!) Спас», мистифицировавший как публику, так и критиков. А он ли автор? А был ли мальчик?