Этот ресурс создан для настоящих падонков. Те, кому не нравятся слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй. Остальные пруцца!

Ни слова о присоединении Казахстана к России, или Что может быть русского в «киргиз-кайсацкой» степи?

  1. Служебная
  2. Полит.сру
Один великий казах, живущий, слава Богу, и поныне, сказал как-то: «Я хотел бы возвысить горы, не принижая степи». И надо же, именно эта фраза втемяшилась в голову, когда я ранним сентябрьским утром взял курс от Чимкента (или Шымкента по-местному), самого южного города Казахстана, на северо-запад – в Россию.

Моя путевая карта не предвещала сколь-нибудь «веселого» разнообразия вплоть до Уральска и российско-казахстанской границы (а это больше тысячи километров). Я знал, что меня будет окружать бескрайняя степь со множеством едва различимых путей-дорожек, на которые лучше не сворачивать, чтобы не остаться там в качестве вечного странника. Но и ощущал одновременно «неприниженность» казахского степного чуда, много чего повидавшего на своем веку и кем только не воспетого!..

В стратегическом смысле казахская (в старину – киргиз-кайсацкая) степь, как и сибирская тайга, - прежде всего огромное и практически неконтролируемое пространство. Вот только в отличие от тайги в степи сложнее затеряться: хоть и не сидишь высоко, зато видишь далеко.

Не думаю, что именно ту часть степи, которую я пересекал на автомобиле, в старину топтали на горячих жеребцах джунгарские воины, поочередно совершая набеги с территории нынешней Монголии на тогдашние казахские ханства – Малый, Средний и Старший жузы. Хотя всякое могло быть, учитывая исторически сложившийся кочевой образ жизни казахов. Но в любом случае эти места, по которым ходили торговые караваны из России в Хиву, Бухару, Коканд и обратно, спокойными не считались.

Гулкие степные просторы и сегодня заставляют, как говорится, вострить уши, когда на горизонте возникает облако пыли и очень скоро, словно ниоткуда, вырывается прямо на тебя орда сайгаков, характерно прижимающих морды к земле. А тогда на пути караванов могли вдруг ожить высокие камышовые заросли вокруг бесчисленных солончаковых озер или вот эти изъеденные эрозией холмы. Крики, свист, улюлюкание, переходящие в короткую и безмолвную схватку – ищи свищи потом в степи обидчиков. Да и обидчики множились в геометрической прогрессии, довольствуясь отнюдь не только легкой «караванной» добычей.
С востока жузы подвергались все более осмысленным атакам джунгар, рассматривающих и степи, и кочевников, как сказали бы сегодня, уже с точки зрения геополитических интересов (при этом доставалось и России).

Север кипел от взаимных разборок казахов с одной стороны, башкир и калмыков - с другой. Внутри жузов также хватало противоречий, не говоря уже о противоречиях между самими ханствами. Иными словами, все говорило за то, чтобы между тогдашней Российской Империей и казахскими ханствами возник некий союз или, если уж быть точнее, - вхождение одних в подданство других. Ибо именно такая форма взаимоотношений позволяла не развязывать, а рубить вековые гордиевы узлы, учитывая, все же, далеко неравнозначные военные, экономические, внешнеполитические и прочие потенциалы Империи и раздробленных азиатских ханств.

    Конечно, вхождение казахов в подданство России проходило не один год, и не таким уж, как может показаться, был простым этот процесс, особенно если учесть, что каждый жуз действовал по-своему. Но за отправную точку можно взять 1731 год, когда императрица Анна Иоанновна подписала указ о принятии Младшего жуза в подданство, а Младший жуз в свою очередь, спустя несколько месяцев, это подданство принял. Чуть позже на карте России появился новый город, призванный быть узловым и «восточным» не только в военном, но и в экономическом плане. Он-то и получил от императрицы знаковую «Привилегию»:

    «…Сему городу, с богом, вновь строиться назначенному,  именоваться Оренбург, и во всяких случаях называть его и писать сим от нас данным именем, в котором городе жалуем и даем соизволение всем и всякого народа российского (кроме  беглых из службы нашей людей и крестьян, в подушный оклад положенных), купечеству, мастеровым и разночинцам, так и иностранных европейских государств иноземным купцам и художникам, тутошним башкирскому народу и живущим с ними и новоподданным нашим киргиз-кайсацким, каракалпацким народам, и из азиатских стран приезжим грекам, армянам, индийцам, персам, бухарцам, хивинцам, ташкенцам, калмыкам и иным, всякого звания и веры приходить селиться, жить, торговать и всяким ремеслом промышлять, и паки на свои прежния жилища отходить свободно и невозбранно, без всякой опасности и удержания».

    Так началась, если называть вещи своими именами, почти столетняя последовательная, с севера на юг, колонизация Казахстана со всеми ее положительными и отрицательными сторонами. Чего было больше  - трудно сказать, ибо даже историческая память порою «страдает» избирательностью. На мой же субъективный взгляд, допускающий сослагательное наклонение, всё, что ни делалось, делалось к лучшему. Через ошибки, заблуждения, кровопролитные конфликты, если вспомнить восстание Кенесары, жестокость и головотяпство, которые с лихвой оправдали тезис единства и борьбы противоположностей, выпестовав Казахстан таким, какой он есть. С его нынешним потенциалом, стабильностью и самобытностью. А также – с исторической тягой к России.

    На первое место я бы поставил все же духовную составляющую этого союза, не только рассыпавшую по казахским степям города с русскими названиями – Павлодар, Семипалатинск, Петропавловск, Усть-Каменогорск и т.д.- но и как бы соединившую две великие культуры независимо от того, что как сейчас, так и тогда правили бал другие настроения и другие люди, решавшие прежде всего «государевы задачи».

    Пути-дороги Южного Казахстана, так, кстати, и не «обрусевшего» что по географическим, что по «этническим» признакам, у меня, например, вызывают ассоциации с Чоканом Валихановым – казахским (или русским?) историком, лингвистом, географом и литератором, который в чине штаб-ротмистра еще в ХIХ веке в составе военной экспедиции генерала Черняева проходил по этим степям.

    Парадокс того времени заключался в том, что грамотность, пришедшая в степи от северного соседа, не только сделала кочевой народ просвещенным, но и подняла много мути со дна. «Грамотность, - писал тогда Валиханов, - пришла в степи, чтобы увеличить число кляуз», имея ввиду чудовищную бумажную возню, возникавшую вокруг тех или иных оплачиваемых царской Россией государственных постов – от вельможных до низовых.

    «Я пролистал два тома «Истории Казахстана ХIХ века в документах, - вспоминал уже современный великий казах Олжас Сулейменов. – И не нашлось в архивах иных документов, кроме тысячи жалоб, доносов, кляуз, клеветнических заявлений больших и малых правителей степи». Как это знакомо, не правда ли? Как и то, что «когда умирали Пушкины и Лермонтовы, процветали беккендорфы всех мастей», а под шум бумажных баталий здесь, в Казахстане, ушли из жизни Абай, Сакен, Ильяс, Баимбет, как, впрочем, и сам Чокан.

    Как известно, он покинул с группой других офицеров экспедицию Черняева, когда выяснилось, что генерал отнюдь не был сторонником мирного присоединения Южного Казахстана к России, что противоречило миссии Валиханова. И вот он еще один парадокс: дальнейший по-настоящему колонизаторский поход в Среднюю Азию продолжался по картам Действительного члена императорского географического общества, коим являлся Чокан. И еще один, много чего все же говорящий об упомянутом духовном родстве: «Я никогда ни к кому, даже не исключая родного брата, не чувствовал такого уважения, как к Вам…». Федор Достоевский – Чокану Валиханову.

    В наши же дни таким своеобразным связующим духовным мостом смело можно назвать упомянутого Олжаса Сулейменова, с его нашумевшим и запрещенным в семидесятых годах трудом «Аз и Я», который вырос из курсовой работы о тюркизмах в «Слове о полку Игореве», удивительным образом соединил разные эпохи, и был назван тогдашней пропагандой самой «националистической» и «антирусской» книгой. Потребовалось десятилетие и даже больше, чтобы пришло понимание того, насколько зависят судьбы Евразии от взаимодействия и взаимозависимости тюрков и славян и насколько эти отношения определяют жизнь общества. Сулейменов как в воду смотрел, сетуя на то, что «не осознавая прошлое, заблудимся в настоящем, как Иваны и Ахметы, не помнящие родства друг с другом». Через два года рухнул Союз, Казахстан стал самостоятельным государством, благо без особых, обычно сопутствующих подобным становлениям потрясений, таким же казахским, как и русским, и достаточно быстро вставшим на ноги. Почему? Наверное потому, что в исторических судьбах русских и казахов, пусть и не сразу, было больше «похожестей», нежели различий. Вернее не было, а становилось.

    Это и массовые выступления крестьян против насильственной коллективизации, известное как «Казахстанская трагедия». И разбросанные по степям Карлаги, Степлаги и АЛЖИРы, входящие в печально известный ГУЛАГ. Это и около двух миллионов депортированных в Казахстан чеченцев, ингушей, крымских татар и поволжских немцев. Это и грандиозное освоение целины. И создание своеобразных баз по добыче металла, нефти, газа и угля. Это семипалатинский ядерный полигон. Это Байконур, наконец. И – мировая уже, наверное, боль: умирающий Арал, «съежившийся» почти на сто километров и оставивший на безжизненных песках лишь соляные кочки, которые разносит по степи ветер, да ржавые суда.

    Вообще же те, кто одолевал когда-либо это гигантское расстояние от южных казахских границ до южных российских не дадут соврать, сколь все же незащищенными и уязвимыми с разных точек зрения выглядят степные просторы. От одного до другого населенного пункта – сотни километров не самых лучших дорог. Редкое стойбище где-нибудь в дорожной пыли, представляющее из себя видевшую виды юрту и пару одногорбых верблюдов рядом. Словом, самое что ни на есть «мягкое подбрюшье России», как говорили в свое время политики. И дух этого «подбрюшья» особо ярко ощущается, когда минуешь засыпанный соляной пылью Аральск и берешь курс на Актюбинск – Уральск – Самару.

    Где-нибудь по дороге, в степи, которая начинает уже переливаться зелеными красками, останавливаешься у торгующей шубатом (верблюжьим молоком) казашки и, перекинувшись с нею фразами на всем здесь понятном русском языке, отходишь с чашкой шубата к совсем крохотному и прозрачному озерцу. И – обнаруживаешь в светлых нитях прибрежных водорослей затаившегося щуренка… Это значит, что Россия где-то совсем близко.

Дунduk , 19.10.2005

Печатать ! печатать

«Просто посадят в шкаф с еще одним телом и вы научитесь нажимать на смыв точно в тот самый момент, когда говно проходит через сфинктер. Не насилуют вас там — а ебут в жопу — описанным способом. Ничего так не ломает как животное унижение, стыд за то что ты воняешь, когда срешь.»

вход для своих

«а теперь говорит,
что болею
кормит снотворным
прикуривает
запрещает смотреть
порно
»

— Ебитесь в рот. Ваш Удав

Оригинальная идея, авторские права: © 2000-2025 Удафф
Административная и финансовая поддержка
Тех. поддержка: Proforg